Верлибры
Наплюй на все это, делай то, что тебе по душе.
Хватит добывать уголь, и тысячи рублей.
Сделайся часовщиком, ты же этого хочешь.
Сделай одни часы, получи за них тридцать рублей,
и умри.
Исключительно пьяная личность стояла на остановке.
Это, конечно, не типично, но всем пассажирам было
неловко. Они тоже хотели пьяными быть, чтобы
кое-что позабыть.
Космический верлибр
Как тебе кажется, это то, что нам надо? Или я ошибаюсь.
Это Сатурн, или Марс, или копыта Кентавра?
С похмелья никак не разберу. Эти планеты...
Знаешь что, в конце концов давай-ка посмотрим
карту, там все обозначено. И наш маршрут, и
эти чертовы планеты.
Закури, это помогает. Я с этим идиотом все нервы истрепал.
Я так хотел попасть в этот рейс, а он все говорил,
что, ты, ненадежный, пьешь, мол, много.
Извини меня, но дурак он, наш шеф.
Ты умрешь, и я умру. Но еще не утро.
Нет, ты послушай, так говорят все родители.
"Если ты будешь так продолжать, то из этого не
получится ничего путного". Послушай, черт возьми,
вот незадача. Так говорят все родители.
Послушай, они тебе так говорили? Мои родители
были молоды, когда говорили мне это.
Но послушай, черт возьми, как они могли все предвидеть
в свои двадцать лет?!
Один поэт читал стихи. И у него изо рта, как
из тоннеля, вылетали экспрессы метафор, рифм и эссонансов.
Потом он замолчал, и залил тоннель вином, водкой
и пивом. Сообщение между пунктами А и Б прекратилось.
Ну, о чем ты говоришь? Конечно, я согласен. Все
твои условия я принимаю. Кроме одного: я буду
приходить когда захочу, я буду пить с кем захочу,
я буду уходить когда захочу. Ты не согласна?
И совершенно напрасно. Если хочешь - я замолчу.
Старая мельница качает крыльями. Это памятник
Дон Кихоту.
Ты качаешь бедрами. Это памятник мне.
Старый человек стал таким старым, что всем было
неизвестно, почему он еще жил. А он все ходил по
картинным галереям и рассматривал старые картины.
Однажды к нему подошла девушка и сказала:
"Дедушка, у Вас не найдется спичек?"
Он ответил: - "Спичек у меня нет, но есть некоторые
соображения насчет Пикассо".
История про большого человека заканчивается, как водится, смертью.
О нем все скорбят, и ставят ему памятник. Но сколько диссертаций и иссле-
дователей крутятся вокруг него, что трудно понять, как нужно жить:
так, как жил он, или так, как предлагают исследователи.
Но важно одно, и очень отрадно, что его творческий метод
никому не известен.