Метр, филосуф и чернокнижник...
Ich sehe nichts als
einen schwarzen Pudel...
(Goethe, "Faust")
Метр, филосуф и чернокнижник,
корифей премудростей облыжных,
ритор, хиромант, схоласт, историк,
скажешь - это просто бред и морок,
кукольный театр, фата-моргана?
Но который век в оконной раме
Гретхен - белокурая лилея
не прядет, не сеет; страстью млея,
Гретхен спит над прялкою, безгласна.
Вот оно, мгновенье, что прекрасно!
Вот оно, что тянется и длится,
вот оно! Но нет, ему не сбыться...
Видишь, как там спрыгивают на пол
со страниц раскрытых инкунабул
андрогины, големы, инкубы,
тянут тленьем тронутые губы -
аж слюна пузырится и каплет.
Вместо сердца - ком кровавой пакли.
Всё быстрее, век не поднимая,
в хороводе братия шальная.
И уже бежит, бежит кругами,
голубыми языками пламя
извергая из разверстой пасти,
королевский пудель черной масти.
Что же, выбирай, решайся вчуже:
бес полуденный морозит душу,
ну, а накануне полнолунья
бес полуночный грызет безумьем,
ибо, если знанью нет предела,
душу отыскать в разъятом теле -
дело не анатома, но веры.
Разум безобразен, как химера,
разум - и топор тебе и плаха,
бремя одиночества и страха...
Ибо не уложишь смысл жизни
в модус и фигуру силлогизма.
Метр, филосуф и чернокнижник,
философский камень твой - булыжник.
Тетраграмматон и пентаграмма
не добавят к истине ни грана.
Коли так, и тигель полон праха,
душу в погребке Ауэрбаха
заложи и пьянствуй до упада.
Королевский пудель, что ж ты, падаль!...
Где теперь твой плащ темно-вишневый?
Где тобой оброненное слово?
Лишь стихает вдоль дорог вечерних
тот надрывный оклик: "Генрих! Генрих!"