Высокопетровский монастырь
Когда остывают покатые спины
Асфальтовых гадов - змеящихся улиц,
Когда, колыхаясь в эфире витринном,
Плывет мой двойник, неприятно ссутулясь,
Когда проползает безумный троллейбус
Летучим Голландцем к невидимым звездам, -
Влечет меня медленно в черное небо
Булыжная шкура Кузнецкого моста...
Москва коченеет продрогшей собакой,
Наделав за день на столетия вздора, -
Ночная обитель навязчивых страхов
Похожа сама на полуночный морок,
Который ползет по усопшим квартирам,
Где явь, как бессонница, невыносима,
Лишь брезжит над черным, беспамятным миром
Колосса Лубянского свет негасимый...
Исхлестанный мокрым октябрьским ветром,
Я слышу, как в лужу сползают кровинки,
Как в ужасе бьется второе столетье
В подземной темнице царевна Неглинка.
И сам рассыпаюсь на сотни фантомов,
Кочующих в бельмах халдейской столицы,
И все погружаюсь в недвижимый морок,
И все растворяюсь в ослепших глазницах...
Я знаю, мне быть безысходно бредущим
В объявшей меня леденящей пустыне;
Тот морок, наполненный звоном гнетущим,
Меня никогда, никогда не покинет.
Неужто вот так же повсюду и присно
Весь мир покрывают навозные хляби?!
Удушливым пологом в небе повиснув,
Парит надо мною зловонный октябрь...
Так медные сполохи в небе кремлевском
Привычно рассветное зарево тушат.
Так бледные кущи в Высокопетровском
Холодным покоем зовут мою душу.
Так ночь, опаленная ртутной агонией,
Последней дурацкой надеждой морочит.
Как смертник, бегущий от близкой погони,
Я верю - спасет меня Трубная площадь...
1990