Поболит и вероятно перестанет...
Поболит и вероятно перестанет.
Или, может быть, сильнее заболит.
Только Толька откликаться перестанет,
Только Лялька никогда не позвонит.
Уезжаем, даже если остаемся.
По частичке, с каждым другом, сколько лет...
Исчезаем. И на то, что мы вернемся
нет надежды, как пути обратно нет.
Собираем пожелтевшие тетради.
Там записаны, как Тора иль Завет,
предприятия, где кадровские дяди
глядя в паспорт прохихикивали: "Нет".
Вот еще: как Госархивовские томы,
приглашенья: МГУ, МИФИ, Физтех...
И сибирско-казахстанские дипломы,
вечной темой для насмешек у коллег.
Тут на нас особо сильно ополчились
те, кому ума удача не дана.
Те, кто толком никогда и не учились,
за тебя теперь обижены, страна.
Ну а нам куда девать свои обиды?
Или детям путь другой отныне дан?..
Вот и пухнет от обид, видавший виды,
наш студенческий потертый чемодан.
И опять сегодня слезы на вокзале,
и еще одна частичка унеслась.
Нет друзья, Вам правду так и не сказали,
хоть и врут, что перестройка началась!
Нас тут нынче беспрерывно уважают.
Так истошно, что тревожно на душе.
И от этого такие уезжают,
про которых и не думалось уже.
Как люблю и проклинаю землю эту,
где рожден не для житья, а для битья,
где которому российскому поэту
как родная, биография моя!
Как неубранному к снегу урожаю
снова мерзнуть и в ненастьи погибать...
Остаюсь. Но по частичке уезжаю.
Я с друзьями не могу не уезжать.