Гимн бумаге
Пред бумагой у меня душевный трепет,
если, так сказать, не в частности, а в общем.
Вижу, как во все века бумага терпит,
терпит так, как ей положено, не ропщет.
Молодец она, бумага, не сдается,
хоть порой, бывает, рвут ее на части.
За терпенье ей, как видно, воздается,
воздается уважением и властью.
И цветет она, и властвует умами,
да и души уловляет непременно.
Оказали мы доверие бумаге
обозначить нашу истинную цену.
Мы привыкли к ней, мы без нее ни шагу.
Лист с печатями - и горе, и награда.
Ложь, которая попала на бумагу,
поневоле почитается как правда.
И глотаем мы ее, как будто верим
во спасение, что ложь нам доставляет.
А в грядущее не всем откроют двери,
слышал я, что где-то списки составляют.
А мы думать отвыкаем без бумажки,
мы бумажные развешиваем флаги,
и в конце концов окажется однажды,
что живем мы, люди, только на бумаге.
Нас чернилами вписали честь по чести
четким почерком, разборчивым и чистым,
чтоб потом когда-нибудь поставить крестик
и уже навеки вычеркнуть из списков.
Словно не жили и не были на свете,
ни науки не имели, ни искусства.
Оттого ли наши лучшие поэты
изъяснялись не печатно, а изустно?
И пишу я гимн бумаге на бумаге.
Я стараюсь. Бесполезное старанье.
Все, чем жив я, что люблю и понимаю,
превращается в бумажное маранье.
1981