Долги все раздать, не просить подаянья...
Посвящается А. Галичу
Долги все раздать, не просить подаянья,
уйти и вернуться не в полночь, а в полдень,
разодранным ртом повторять заклинанье:
"Все надо забыть...Нет, все надо запомнить".
И тихо войти без звонка и без стука,
усесться в углу, хоть у самого края,
и тайно пожать осмелевшую руку -
ведь есть же еще в этом мире такая.
Все было похмельно, и трезво, и пьяно,
и очень уж горько смеялись и пели,
разбито, фальшиво врало фортепиано,
да как-то надсадно уж все осмелели.
Лились в изобилье кофейные реки,
как грезы о рае потасканных нищих.
Но слишком румяно гляделись калеки,
но слишком нарядно смотрелись рубища.
Здесь плач дребезжал о вселенской юдоли
затертой пластинкой в смешном балагане,
и в смех, словно в снег, от истомы до боли
он кровью в песок уходил, как изгнанник.
Знакомы все лица...Ах нет, не знакомы,
повешены лики, а святость убога.
Несут образа в свои домики гномы,
но нет им величья и нет для них Бога.
Как странны их песни - живут неживые,
и речи с оглядкой, и фига в кармане,
посыпаны пудрой рубцы ножевые,
и правда опять на извечном обмане.
А может так надо - не всем же в изгои,
не вечно ж трезвонить - авось да проснутся!
Мы ж знаем: придут полутрезвые Нои
и твари по паре в ковчеге сойдутся.
И снова обломятся копья и стрелы,
под стук барабанов зачтут приговоры...
Но вдаль уплывает кораблик мой белый,
а время оставшимся - только на сборы.
Мне трудно понять, что величие мелко,
что Бог - не мазня по холстам и картонкам.
А время - непереведенная стрелка -
судьбою - набатным разодрана звоном.
Да что там набат! Нам кукушка - жар-птица,
послушно кукует то весны, то зимы...
А где-то по небу летит колесница
все дальше и дальше, все мимо да мимо.
1987