Данная статья впервые напечатана в газете "Саратовский дневник" от 5 сентября 1901 года. Второй раз перепечатана в журнале "Волга" , 1989 г, номер 8, стр. 188-191, с комментариями Владимира Вардугина. Статья отсканирована Максимом Скляром (E-mail: makss@bezeqint.net) в апреле 2003 г. Дата последней редакции -- 22 Мая 2003 г.
По сайту http://vernadsky.lib.ru/e-texts/archive/muzey_radiszheva.html
Владимир Иванович Вернадский
Предыстория создания статьи такова. В августе 1901 года профессор Московского университета по кафедре минералогии Владимир Иванович Вернадский и ученый-почвовед Николай Александрович Димо совершили экскурсию в Саратов в связи с минеральными процессами в осадочных породах. Они вели исследовательские работы в окрестностях города, ознакомились с деятельностью местного Общества естествоиспытателей, осмотрели биологическую станцию Общества. Не могли они не побывать в "Эрмитаже Поволжья" -- Радищевском музее. Однако не только полотна замечательных живописцев привлекли внимание Вернадского.
"... к удивлению, в здешнем Радищевском художественном музее встретил большую минералогическую коллекцию, в довольном порядке, -- сообщил он 20 августа в письме жене, Наталье Егоровне Вернадской. -- Она имеет научное значение, т. к. происходит от начала 19 или конца 18 столетия и дает образцы с Урала с исчезнувших рудников. Для меня было много интересного, и я просидел сегодня над ней часа 4. Хочу поместить о ней заметку в "Саратовском дневнике" и напишу ее завтра. Составлял ее, судя по датам и записям, какой-то неизвестный любитель, бывший для своего времени впереди, -- она составлена с научным чутьем".
24 августа Владимир Иванович уехал из Саратова. А 5 сентября статью тридцатисемилетнего профессора напечатала газета "Саратовский дневник".
Владимир Иванович Вернадский
"Волга", 1989 г, № 8, стр. 188-191
В 1890 г. в Радищевский художественный музей поступило пожертвование от А. Г. Кузнецова (наследника Губкиных) -- довольно значительное минералогическое собрание. Благодаря любезности г. директора музея В. П. Рупини, я при посещении музея мог удобно ознакомиться с этим собранием и позволяю себе в этой заметке обратить на него внимание, так как, сколько знаю, о нем еще не было заявлено в печати. А между тем оно имеет несомненный научный интерес и довольно значительную научную ценность. К сожалению, совершенно неизвестно, кто и когда составлял эту коллекцию -- отметки годов имеются лишь на немногих экземплярах, очевидно, поступивших позже (напр., на превосходном сибирском топазе из редкого месторождения, приобретенном в 1886 г.), но, судя по образцам из давно исчезнувших, закрытых или заброшенных рудников, она составлялась в первой половине XIX столетия, не позже 1840-х годов. Во всяком случае, к этому времени принадлежит большая часть экземпляров музея, и, очевидно, к этому же времени относятся и точные указания местностей рукописного каталога музея. Наиболее ценную часть коллекции составляют образцы уральских минералов, Киргизской степи, значительно меньше и слабее выражена Сибирь; из других местностей мы имеем лишь случайных представителей, в том числе разные минералы Западной Европы, не представляющие ничего интересного. Обращают внимание коллекции из некоторых старинных -- теперь совсем заброшенных -- рудников, образцы из которых находятся в столь немногих музеях; таковы, напр., здесь великолепные разнообразные минералы из Успенского медного рудника Спасского завода Акмолинской области (сплошной барит, измеримые кристаллы арагонита, абихит, тетраэдрит и т. д.). Большое значение имеет совершенно исключительная точность обозначения местности, откуда происходит данный образчик. Составитель коллекции записывал не только название рудника, откуда добыт данный минерал, но даже шахты, не только название села или деревни, но и название урочища и т. д. Благодаря этому, его образцы приобретают характер точных и ясных документов, особенно нам ценных, так как относятся ко времени, от которого их осталось очень немного. Так, напр., различные минералы, обозначаемые обычно в коллекциях под именем минералов из "Мурзинки" или окрестностей Екатеринбурга, находятся в определенных точках на площади нескольких квадратных верст -- точное их определение весьма желательно, так как геологическое строение этой местности очень разнообразно и находимые здесь минералы образовывались при разных условиях; в коллекции, пожертвованной в Радищевский музей, мы имеем совершенно необычно точные указания в пределах этой местности; напр., по р. Зырянке, ок. Мурзинки (очень любопытные формы сростков кварца -- номер 167) и т. д. То же самое мы имеем и для других мест; укажу только еще на два примера: дифанит, обычно указываемый из "Изумрудных копей" на Урале, здесь указан в точном месторождении -- "Сретенская шахта Изумрудных копей, на Урале" (номер 473). Это вещество было, действительно, найдено в небольшом гнезде, в одной определенной точке в области Изумрудных копей (нигде больше в России оно неизвестно и теперь его нельзя найти и в указанных копях). Очень интересны точные указания минералов Гумешевского завода на Урале, закрытого в 1840-х годах, обращают внимание кристаллы силикатов, ближе не изученных, из Покровской шахты Гумешевского завода, находящихся в характерном для Гумешевска парагенезисе.
Благодаря такому тщательному труду составителя коллекции, можно пользоваться этими минералами, как документами для решения научных вопросов. Так, например, минерал целестин известен пока в немногих местностях России -- в Архангельской губ., в Крыму, на Кавказе. Соединение это, выражающееся формулой SrSO4, представляет соль стронция, химического элемента, находящегося на земном шаре при довольно определенных условиях. Соли стронция известны каждому, так как они употребляются для бенгальских огней, придавая характерную красную окраску пламени. Главным материалом для их добывания служит целестин. Целестин назван так потому, что нередко бывает небесно-голубого цвета (coelum -- небо). На Урале он известен, но из архивных сведений мы знаем, что в начале девятнадцатого столетия было найдено небольшое гнездо "целестина" в Ильменских горах. Образцы разошлись по любителям и могут быть найдены в старых коллекциях, но до сих пор неизвестны лицам, занимавшимся этим вопросом, и месторождение целестина в Ильменских горах считается сомнительным. В минералогическом собрании Радищевского музея имеется образчик такого старинного "целестина" из Ильменских гор. Оказывается, что это не целестин, а кусок по спайности кальцита (СаСО3), с характерной для кальцита двойниковой штриховкой и фигурами удара. Этот кальцит имеет очень редкую для данного минерала нежно-голубую окраску, полупрозрачен. Он легко может быть смешан с первого взгляда с целестином, и этот кусок до известной степени объясняет архивное указание нахождения целестина в Ильменских горах, не подтверждаемое ни экземплярами коллекций, ни позднейшими находками.
Для того, чтобы оценить научное значение этого собрания, необходимо обратить внимание на значение минералогических коллекций и на характер тех предметов, которые в них собираются. Минералы служат нам указателями химических реакций земного шара, являются документами, по которым разбирается химия земной коры. Помимо этого, кристаллические минералы служат материалом для кристаллографии, т. е. науки о законах твердого состояния вещества. Минералогические коллекции имеют значение, главным образом, для первой цели, -- в них собираются и такие тела, которые встречаются в жидком состоянии (напр., нефть), даже в газообразном (напр., собрание газов Везувия в минералогическом собрании неаполитанского университета), в форме порошков, сплошных кусков, землистых масс. Отдельные хорошо образованные, характерные, минералы встречаются редко; их находят при глубоких раскопках земной коры -- в шахтах, рудниках, каменоломнях. Прекратится разработка -- прекратится и нахождение минерала. Очень часто в этих шахтах и рудниках минералы находятся в небольших количествах, в одном небольшом месте, могут быть сразу вынуты и больше никогда не найдены. А между тем такие образцы часто имеют большое значение -- они помогают нам разбираться в сложных природных химических реакциях, дают драгоценный материал для кристаллографии, физики, химии. Так, напр., в восьмидесятых годах, в одном небольшом месте, в боковой штольне рудника Гиммельфюрст в Саксонии был найден минерал аргиродит, который был выработан весь в течении нескольких дней; с тех пор его не нашли, а между тем в нем открыли новый химический элемент германий. Им открыта целая область химии. Точное же понимание химических реакций земли важно не только для науки, но и для техники -- для добычи руд и важных в жизни веществ, для понимания процессов, идущих в почвах и т. д.
Одной из задач минералогов в России является точное изучение всей огромной территории нашей страны с точки зрения ее химических процессов. Для такого изучения у нас не хватает документов. И теперь пропадает -- иногда безвозвратно -- огромный материал, ежечасно выбрасываемый в рудниках и каменоломнях, в оврагах, по берегам рек. Очевидно, только при широком и сознательном интересе общества, при распространении частных минералогических собраний может регистрироваться и собираться этот драгоценный и необходимый для всех выводов в этой области материал. Чем страна культурнее, тем отзывчивее и внимательнее относится общество к окружающим его природным явлениям, тем шире и полнее участие его в общей мировой, научной работе. В идеале, очевидно, стоит приобщение каждого человека, каждого члена общества к научной работе, которая доступна всем и по бесконечности природных процессов дает поле работы для всякого. Участие в этой работе открывает каждому новые стороны мира, вызывает в нем к жизни глубокие стороны его сознания. Как религия, так и наука -- есть достояние всех.
Еще меньше таких документов для минералогии России имеем мы из былого, старого времени. Они или не собирались, или бесследно исчезли -- так, почти на наших глазах были уничтожены многие частные и даже общественные собрания (напр., когда-то богатый минералогический музей в Златоусте). Поэтому особенно мы должны ценить те немногие собрания, которые сохраняются от разрушающего действия времени. Собранных в них минералов нельзя теперь восстановить ни за какие деньги: их теперь нет там, где когда-то они собирались -- а без них нельзя дать минералогии России разобраться в химических процессах этой части земной коры. Понятно поэтому значение того собрания, которое в большом порядке передано в Радищевский музей и в нем уже не подвергается опасности дальнейшего исчезания.
Но значение его еще больше потому, что оно составлялось с чрезвычайно точным обозначением местности. Его составлял, очевидно, человек, глубоко любивший природу и стоявший впереди своего времени. Значение точного обозначения места мы поняли только недавно; и в больших музеях нахождение огромного количества минералов обозначено лишь в самых общих чертах,- напр. Сибирь, Урал и т. д. Приходится много работать, чтобы восстановить точное его местонахождение. Без знания его исчезает б. ч. его значение для описательной минералогии, как исчезнет значение исторического документа без даты. Очень часто такое позднейшее определение местности не может быть сделано или вызывает сомнение, и материал, собранный в музее, теряет значительную долю своей научной ценности. Неизвестный составитель коллекции понимал это в то время, когда этого не было в общем сознании; имя его нам неизвестно, но часть сознательной работы его духа лежит перед нами в этой, с любовью собранной коллекции. Его работа -- пример работы тех отдельных работников, которые в тиши и глуши при совершенно иногда невозможных условиях -- беззаветно собирают материалы для будущего, для научной обработки неизвестно кем и когда, при полной возможности уничтожения всей их жизненной работы простой случайностью. В огромном большинстве случаев в России их труд пропадает даром -- им остается в удел лишь внутреннее сознание и сила, доставляемые научной работою. Их много было и прежде и еще больше теперь, и их значение в истории культуры русского общества еще ждет своего историка.
Рукописный каталог коллекции имеет несомненную научную ценность. Было бы желательно его издание, но, конечно, с предварительным определением относящихся к данным номерам кусков.
Некоторые определения неверны, другие этикетки перепутаны. Это -- работа небольшая и должна быть сделана...
Нахождение минералогического музея в художественном музее, конечно, едва ли может быть удобно для каждого из них. Их цели слишком различны, требуемые для хранителя знания слишком несовместимы. Было бы желательно, чтобы это минералогическое собрание, пополненное образцами местной минералогии, поступило в будущий Саратовский естественноисторический музей. Материалы для такого музея уже собраны саратовским Обществом естествоиспытателей, еще больше должны дать их производимые земством -- в целях оценки земель -- почвенные исследования. Надо надеяться, что саратовское общество, город и земство, по примеру других таких же музеев в Нижнем Новгороде, Полтаве, Уфе, Минусинске, Чернигове и т. д. -- создадут местный саратовский музей, -- этот необходимый местный центр для научной работы и для полного использования в жизни природных богатств края.
В экспозиции Радищевского музея в год его открытия (1885) наряду с произведениями изобразительного искусства были представлены и естественноисторические предметы -- камни, руды. Правда, насчитывалось всего 55 образцов. Но уже через три года собрание пополнилось еще 166 предметами. А в 1890 году Александр Григорьевич Кузнецов подарил музею 1575 номеров разных минералов. Вместе с коллекцией передал и каталог.
Минералогическое собрание хранилось в Радищевском музее до весны 1919 года, после чего администрация музея решила передать его Саратовскому госуниверситету с единственным условием: "сделать коллекцию доступною для обозрения публики".
Несколько месяцев потратили на "изыскание помещений" -- шла гражданская война, и в зданиях университета располагались палаты 99 сводного эвакуационного госпиталя. Наконец помещение для минералогического кабинета было найдено, и в ноябре 1919 года профессор В. В. Поляков, заведующий кафедрой геологии и минералогии, заказал Центральному полиграфическому отделу пять тысяч этикеток для будущего минералогического музея.
Начатую работу по организации музея продолжил в 1920 году профессор кафедры минералогии и кристаллографии педфака Павел Прокопьевич Пилипенко. Он пополнил коллекцию музея редкими образцами горных пород из своего личного собрания, составленного во время его многочисленных экспедиций на Урал и Алтай.
В 1921 году Павел Прокопьевич. не удовлетворенный положением дел в музее, едет в Петроград -- для изучения работы Геологического и Минералогического музея Академии наук. Директором этого музея в то время был Владимир Иванович Вернадский, учитель П. П. Пилипенко (в 1901 году студент Московского университета Павел Пилипенко -- активный участник минералогического кружка, организованного профессором В. И. Вернадским). Вспомнил ли Владимир Иванович, слушая рассказ Пилипенко, о коллекции минералов, некогда восхитившей его?
Павел Прокопьевич покинул Саратов в ноябре 1927 года -- был избран на кафедру минералогии физико-математического факультета 1-го Московского университета. После десятилетнего подвижнического труда в Саратовском университете он оставил созданную им кафедру геологии и минералогический музей, существующий и поныне.
В СССР на начало 1988 года насчитывалось более 2120 музеев -- краеведческих, мемориальных, историко-революционных и исторических, искусствоведческих, естественнонаучных. Естественнонаучных -- всего 150, или только семь процентов от общего числа музеев.
Вошел в это число и минералогический музей Саратовского госуниверситета. Ютится он в проходном коридоре второго корпуса. Образцы пород располагаются под стеклом витрин и в шкафах. Здесь можно увидеть наиболее распространенные кристаллы. Но глазу доступны лишь сотни экземпляров, тогда как коллекция насчитывает около десяти тысяч образцов.
-- Нам негде развернуть экспозицию, -- объясняет Константин Михайлович Сиротин, заведующий кафедрой минералогии и петрографии университета, -- Поэтому основные наши богатства вынуждены держать в ящиках.
На вопрос, нельзя ли посмотреть коллекцию, о которой писал Вернадский, Константин Михайлович только развел руками: она бесследно исчезла -- то ли растворилась в основной массе музейных экспонатов, то ли была попросту разворована. Затерялся и каталог той коллекции.
-- После войны студенты стали растаскивать образцы, пришлось спрятать кристаллы под замок, -- рассказывает Сиротин, -- А лет пятнадцать назад поветрие было -- иметь "домашние музеи" горных пород. Не обошло оно и нас -- минералогический музей университета дважды грабили, украли наиболее ценные экспонаты. После этого лучшее, что у нас есть, держим в сейфе. -- Он достал из сейфа коробочку: -- Может, это из коллекции Кузнецова? Нет, тут год стоит -- девятьсот тринадцатый.
Сегодня университетский музей -- подспорье в обучении студентов. Иногда приводят сюда школьников на экскурсии. Музей, по сути, мертв. Конечно же, это не тот "будущий Саратовский естественноисторическии музей", на открытие которого рассчитывал Вернадский, не тот "местный центр для научной работы и для полного использования в жизни природных богатств края", каким мог бы стать при хозяйской постановке дела. Слово, данное университетом в 1919 году о доступности коллекции для публики, давно и прочно забыто.
"В идеале, -- писал Вернадский, -- стоит приобщение каждого человека, каждого члена общества к научной работе, которая доступна всем и по бесконечности природных процессов дает поле работы для всякого. <... > Как религия, так и наука -- есть достояние всех", -- заключал ученый. Сегодня мы так же далеки от идеала, как и в начале века, когда Вернадский размышлял, что "Чем страна культурнее, тем отзывчивее и внимательнее относится общество к окружающим его природным явлениям". Разрушив в душах людей религию и не взрастив в умах современников цивилизованное, научное отношение к природе, общество оказалось на грани экологического кризиса.
Вот такова история коллекции минералов -- исчезнувшего памятника ушедшей эпохи.
Last modified: Mon Jun 16 04:02:38 CEST 2003
Produced by TEItools
http://vernadsky.lib.ru/e-texts/archive/muzey_radiszheva.html