Орлов Юрий Александрович(1893 - 1966), академик - фактический организатор (в 1939г.) и заведующий кафедрой палеонтологии геологического факультета МГУ с 1943 по 1966 годы. Закончил Петербургский университет как зоолог, гистолог. Со студенческих лет (1916г.) до 1924г. преподавал в Пермском университете: эмбриологию - на сельскохозяйственном и анатомию - на медицинском факультетах. В годы, проведенные им в Перми, произошли две революции, дважды через Пермь проходил фронт гражданской войны, эвакуация университета в Томск, реэвакуация в Пермь в труднейших условиях эпидемий и голода. ╚Подчас такие обыденные дела, как снабжение лаборатории спиртом, превращались в предприятия, связанные с риском для жизни╩, - вспоминает П.Г.Светлов, один из его близких друзей. В Перми под руководством своего учителя и друга (потом - академика) А.А.Заварзина он получил серьезное медицинское образование, стал признанным специалистом в области эмбриологии и гистологии. В 1924 √ 1935гг. работал в Военно-Медицинской академии и Бехтеревском институте мозга в Ленинграде.
С миром древних ящеров Юрий Александрович соприкоснулся еще в детстве, когда его отец - управляющий лесами северных губерний - брал его с собой в путешествия по северным рекам. На Северной Двине он увидел раскопки В.П. Амалицким парейазавров. По настоящему увлекся палеонтологией в 1925г. и с этого времени ряд лет работал в Геологическом комитете, затем - в Палеозоологическом институте АН, преподавал палеонтологию в Горном институте и Ленинградском университете, и наконец, с 1939 г. - в МГУ. В 1945г. возглавил Палеонтологический институт АН. Вскоре после Великой Отечественной войны им были предприняты раскопки ископаемых позвоночных в Монголии (1946-1949) и северном Китае (1959-1969).Материалы этих экспедиций выставлены в новом Палеонтологическом музее им.Ю.А.Орлова, созданию которого Юрий Александрович отдал много душевных сил.
В публикуемом здесь очерке о мамонте - пафос 30-х годов. Но и в 50-е годы, вскоре после разгрома биологии на сессии ВАСХНИЛ, на директора ПИН'а обрушилась статья в ╚Правде╩ "Об ошибках одного института". (Молодому читателю следует знать, что в эти годы на тот свет отправляли не только врачей и геологов, но и детских писателей).
Юрий Александрович обладал великим даром любви к реальному человеку. Этот дар был привит ему с детства, он укрепился бедствиями народа, свидетелем которых он был. Этим даром определялась и его любовь к педагогической деятельности и студенчеству. "Жалость и тоска расставания с учениками",-сказал он однажды.
Памяти Ю.А.Орлова посвящены заметки в Вестнике МГУ (серия ╚Геология╩) в 1976, N5 и в 1993, N4 . Научный, популярный и автобиографический материал содержится в его книге "В мире древних животных" (1-у издание √ в 1961 г.).
Владимир Иванович Смирнов и Юрий Александрович симпатизировали друг другу. Сохранился подарок Владимира Ивановича - пресс-папье с бронзовой фигурой саблезубого тигра - махайродуса.

Ю.А. Орлов

АВТОБИОГРАФИЧЕСКИЕ ЗАПИСКИ

Мой отец родился в Симбирске в семье священника 30 октября 1855г. Вскоре после его рождения священник Федор Орлов переехал в село Березовка Сенгилевского уезда, где прожил в дальнейшем всю жизнь, сам пахал и собирал хлеб. Семья была большая. После духовного училища при мужском монастыре в Сызрани отец учился в Симбирской духовной семинарии, шел первым учеником, и ему прочили "блестящее будущее" в виде духовной академии.
Архиерей из отца не получился. Чтение Чернышевского, Добролюбова и других близких по духу революционных демократов повернуло отца в другую сторону. Он оставил семинарию и, сдав дополнительные экзамены на аттестат зрелости по математике и физике, поступил в Петербурге в университет, к великому горю родителей. Жил уроками - ходил с Васильевского острова на Пески.
Осенью 1875г., будучи на втором курсе, отец вступил в народовольческий кружок. Вместе с Левашовым, Гуляевым (позднее ветеринаром), Викторовым (впоследствии крупным врачом-психиатром) и другими работал "молотобойцем" в основанной ими для революционной пропаганды кузнице на Малой Охте, где они подковывали лошадей извозчиков. "Кузнецы", спустя некоторое время, покинули кузницу, когда повадился ковать лошадей местный пристав. Получив задание выпилить ключ для освобождения Кропоткина по сделанному за подкуп слепку, отец приготовил ключ. Однако, как известно, он не понадобился: Кропоткин бежал во время прогулки у тюремной больницы. Кучером на рысаке Варвар был Левашов, с которым отец еще раз встречался, много лет спустя, в Вологде.
По окончании университета в 1880г. отец хотел посвятить себя литературной работе. В это время и позднее он был знаком с писателями Успенским, Шелгуновым, Станюковичем, Михайловским. Однако крайнее безденежье вынудило Александра Федоровича поступить на службу чиновником в удельное ведомство, на то самое место, которое за пятьдесят лет до него занимал в течение года Гоголь. По этому поводу, много лет спустя, отец говорил в шутку: "Гоголь оказался выдающимся писателем, но никуда не годным чиновником, я же - никуда не годным писателем, но прекрасным чиновником". В последние годы до революции отец ведал всеми удельными лесами Вологодской и Архангельской губерний и лесопильными заводами в Архангельске, куда сплавляли этот лес для продажи за границу.
Там, во время ежегодных продолжительных походов по лесам бассейна Северной Двины с ее притоками, среди весьма первобытной в то время обстановки у него возникла и окрепла мысль о том, что на севере и поселения, и население называются по рекам. В 1906г. А.Ф.Орлов начал писать об этом, и в следующем году в г.Вельске, где жил отец, была напечатана книга "Происхождение названий русских и некоторых западноевропейских рек, городов и местностей". Основная мысль книги - по рекам шло расселение, около них охота, они - пути сообщения. Реки обожествлялись, по ним давались названия. Это проверено было отцом на огромном картографическом материале для России, Западной Европы, Малой Азии и Индии.
В свое время работа в народовольческих кружках отвлекла отца от научной дороги, которой он был достоин по своей одаренности, и к науке он пришел много, много позднее.
Моя мать, Вера Павловна Орлова, урожденная Тумаркина - одна из первых наших женщин-врачей - происходила из купеческой семьи из Бессарабии. Очень красивая, способная; окончив гимназию с золотой медалью, она пожелала учиться медицине. Это было начало не только медицинского, но вообще женского высшего образования в России.
Уехав вопреки воле родителей, которые от нее "отреклись", она поступила на женские врачебные курсы при Николаевском военном госпитале на Суворовском проспекте (кажется, госпиталь там и по сию пору). Директор курсов Бородин - профессор Военной медико-хирургической академии, химик и композитор, автор оперы "Князь Игорь". Мать жила очень бедно в свои студенческие годы. Это было время, когда медицине часто учились из побуждения - помогать народу.
Одно время после окончания курсов мать была врачом Петербургской консерватории. Отец и мать очень любили музыку. Дома сохранились фотографии с автографами Антона Рубинштейна, Глеба Успенского, Михайловского.
В 1891г. во время голода на Волге она организовала, по рассказам отца, одиннадцать столовых для голодающего населения.
Смерть матери в возрасте 37 лет потрясла отца. С большим трудом ради моего брата четырех лет и меня (около шести) он переехал в 1999г. в Вельск, маленький уездный городок в лесной глуши, в полутораста верстах от железной дороги. Город Вельск был центром лесов удельного ведомства на севере, и там находилось управление округа. Леса и угодья этого округа были разбиты на 25 "имений", во главе которых стояли управляющие с высшим лесным или вообще естественным образованием. Некоторые, например П.Н.Серебряников, имели научные работы по лесоустройству, прикладной энтомологии и т.п.
Отец создал там большую библиотеку (более 2000 томов) по истории, географии, естествознанию. Он был противником старой средней школы, учил нас дома и сам, и при помощи ссыльных студентов (меня - таким образом вплоть до аттестата зрелости).
В девятисотых годах Вельск служил местом политической ссылки, и на две с половиной тысячи жителей там было до шестисот-семисот человек ссыльных. Это были очень интересные люди, члены разных партий: русские, поляки, немцы, евреи, кавказцы, студенты, курсистки, сормовские рабочие.
На обучение математике, физике или музыке у ссыльных требовалось специальное разрешение администрации.
Отец был широко образованный человек. В Вельске он преподавал (разумеется бесплатно) латинский и немецкий языки. Очень музыкальный и образованный в области классической музыки, отец уже во взрослом возрасте выучился играть на скрипке и потратил не мало усилий на мое и брата музыкальное образование, считая музыку одной из граней духовной жизни. Я ему иногда аккомпанировал. Сам и при помощи других он дал нам недурное знание латинского , французского и немецкого языков (мне и начала греческого), таким образом, базу для быстрого освоения английского, умение "филологически мыслить".
Однако отец жил довольно обособленно. За всю жизнь он не выпил ни одной капли водки или коньяка: в доме не водилось ни вина, ни папирос, ни игральных карт.
Весной 1910г. и на зиму 1910/1911 отец отправил меня все же в Петербург, готовиться на аттестат зрелости. Экзамен держал весь май 1911г. при 6-й Гимназии министерства народного просвещения на Чернышевской площади. Экзамены держали еще 75 гимназистов и 41 человек нас - экстерном. Гимназисты сдали все, а из 41 сдали четверо: граф Бобринский, сдававший каждый год за один класс, на этот раз только за восьмой; пианист И.П.Виноградов - внук духовного композитора Виноградова, позднее мой учитель музыки из группы талантливых учеников профессора Есиповой, куда входили С.С.Прокофьев, Александр Боровской и др.; князь Урусов, красавец-кавалергард в красной куртке с позументами, с саблей, которую он торжественно придерживал, когда шел к столу экзаменатора, помнится, очень слабо подготовленный, но желавший получить аттестат зрелости, почему-то нужный ему для служебной карьеры; наконец, я, глубокий провинциал, схвативший на экзамене по Закону Божию тройку по причине неполноты знаний обряда крещения.
Осенью 1911г. я поступил в университет на физико-математический факультет и поселился на Васильевском острове.
После Октябрьской революции Александр Федорович оставался еще некоторое время, по желанию Вельского земельного комитета, на работе в должности начальника Вельского управления земледелия и государственных имуществ. Безупречная нравственность А.Ф. и справедливость были причиной того, что его (действит. статского советника) оставили на посту лесного начальства.
Но из-за начавшегося безжалостного истребления лесов, на которое у него не хватило сил смотреть, после многолетней работы он предпочел педагогическую деятельность.
А.Ф. стал преподавателем физики во вновь организованном Вельском сельскохозяйственном техникуме, устроил там превосходный физический кабинет и вышел на пенсию в 1939г. на восемьдесят втором году жизни, оставив о себе прекрасную память и в школе и у многочисленных учеников.

ИСТОРИЯ С МАМОНТОМ

Летом 1937г. я был вместе с Я.М.Эглоном в Закавкзье, где мы осматривали некоторые местонахождения ископаемых млекопитающих. В Цители-Цхаро была поставлена пробная раскопка на местонахождении гиппарионовой фауны. Однажды Я.М.Эглон показал мне номер газеты, где сообщалось о находке на острове Врангеля мамонта в замороженном состоянии. Целый мамонт. "Ну,- подумал я - опять начинается, знаем мы этих мамонтов". Мне вспомнились уже бывшие ранее "находки" туш мамонта, когда были либо неполный череп и разрозненные кости, либо оказались остатки вмерзшего в лед кита. Одного такого мамонта в начале моей работы в Палеозоологическом институте в Ленинграде я уговорил А.А.Борисяка сплавить Зоологическому институту АН, так как в нашем институте мы не в силах изучать ничего, кроме скелета, а мускулатура, внутренности и т.д. - объекты непалеонтологического характера.
Зоологи тогда снарядили экспедицию, которую было поручено возглавить одному археологу и любителю севера. Экспедиция поехала, Зоологический институт ухлопал изрядную, по тем временам очень большую, сумму (35000 рублей), но никакого мамонта не оказалось, археолог собрал кремешки и черепки, а Зоологический институт получил расходы.
Когда мы с Эглоном вернулись, кажется в сентябре, в Москву, уже крутилось колесо истории. Была создана комиссия, в которую входило много народа, под председательством, кажется, А.А.Борисяка. В комиссии был и я, в то время заведующий отделом позвоночных нашего института. На одном из заседаний этой комиссии, помню, присутствовали академики А.А.Борисяк, С.А.Зернов, тогда директор ЗИН, профессор Б.А.Домбровский (Алма-Ата), профессор А.В.Румянцев и многие другие. Обсуждалось, как взять этого мамонта целиком, заморозив его на месте в большом деревянном срубе, доставить такое эскимо в Москву, устроить огромный сарай, закрытый льдом сверху, намораживая воду в виде гигантской наледи и т.д.
У академика А.А.Борисяка не было отбоя от желающих ехать за мамонтом. Помню, первые строки одного заявления: "Я - работница дирижаблестроя, мне 19 лет, я физкультурница и хочу ехать за мамонтом". Однажды пришла красивая молодая дама с золотыми серьгами, произошел следующий диалог: "Вы академик Борисяк?" √ ⌠Да, я, чем могу быть полезен?■ - "Мне хотелось бы поехать за мамонтом". √ ⌠Простите, Ваша специальность?■ - "Я скульптор". √ ⌠Но почему Вы стремитесь ехать за мамонтом?■ - "Ах, но ведь это так интересно┘..". Тем временем шум прошел по газетам, пошли какие-то известия из-за границы. Одна не то голландская, не то датская фирма выпустила гуталин с маркой мамонта и т.д.
Во избежание недоразумений Б.С.Виноградов (ЗИН) и я составили длинный вопросник к коменданту о.Врангеля Петрову, сообщившему о мамонте. Б.С.Виноградов после вышеупомянутого недоразумения очень осторожно относился к моему желанию и на этот раз "спихнуть" мамонта на Зоологический институт по мере возможности. В вопроснике запрашивались сведения о размерах животного, условиях его залегания, сохранности и т.д. Через Главсевморпуть, в ведении которого находилась территория, вопросник был направлен по радио Петрову. Вскоре пришел ответ. Там указывалось, что мамонт длиною 6 метров, что волосы у него такого-то цвета и еще что-то.
Сам я, не чуя ничего доброго от экспедиции, да еще очень громоздкой, отказался ехать, тем более начальником. За дело взялся Р.Ф.Геккер, когда-то уже ездивший за скелетом мамонта, может быть даже не один раз ( скелета целого не оказывалось, как почти всегда при таких известиях). Экспедиция организовалась, вернее была организована трудами Р.Ф.Геккера и оказалась очень многолюдной: в нее вошли мерзлотовед Качурин, географ К.К.Марков, зоолог сравнительный анатом А.Н.Дружинин, микробиолог А.Е.Крисс, орнитолог Портенко, ряд других лиц - и научных работников и подсобных.
На одном из заседаний, где обсуждались вопросы, связанные с извлечением мамонта, мерзлотовед Качурин сделал доклад, в котором высказал предположение о том, что найдена самка мамонта. В таком случае можно было бы, по мнению докладчика, достать из нее яйцевую клетку, имплантировать таковую в матку самки индийского слона и таким образом получить помесь между мамонтом и индийским слоном (ему, очевидно, не приходило в голову, что даже мороженая говядина, т.е. ее ткани так повреждена мельчайшими кристалликами льда, что допущение идеальной сохранности яйцевой клетки есть плод тягостного недоразумения). Но, продолжил докладчик, отнюдь не исключено, что где-нибудь поблизости замерз и самец мамонта, что можно было бы его семенной жидкостью оплодотворить яйцевую клетку мамонта, всаженную в современную слониху, и (далее цитирую в точности слова докладчика) "таким образом восстановить породу мамонтов, что могло бы иметь крупное народохозяйственное значение". Доклад делался в присутствии упомянутых выше зоологов, эмбриологов и гистолога. Сам я, сдерживая смех, чуть не свалился на пол.
Так или иначе, но большая экспедиция уехала летом 1938 года во Владивосток, оттуда, погрузив большое оборудование, в том числе много лесоматериалов для упаковки мамонта, отчалила в Петропавловск на Камчатке, а оттуда проследовала через Берингов пролив на о.Врангеля. По прибытии их на о.Врангеля была получена об этом радиограмма. Несколько позднее пришло извещение о выезде к месту находки, после чего была, кажется, радиограмма и о возвращении на базу. Затем наступило длительное молчание, во всяком случае ничего не сообщалось насчет мамонта.
Спустя несколько месяцев с момента отъезда из Москвы, экспедиция вернулась обратно. Мамонта не оказалось. Выяснилось, что охотовед (кажется Валяйнис), живший на о.Врангеля, пытался предупредить Академию наук о том, что находка никак не может быть мамонтом, но комендант острова Петров (бывший начальник тройки по спасению челюскинцев) не разрешил отправку радиограммы; ему очень хотелось, чтобы это был мамонт┘.. Полусгнивший хвост кита, в котором виднелись тела позвонков (!), он принял за хобот, со складками в согнутом состоянии; мацерированные, подсохшие мышечные волокна он принял за шерсть мамонта и т.д.
Благодаря организованности начальника экспедиции Р.Ф.Геккера и его огромной настойчивости экспедиция собрала большой и очень интересный материал по вопросам оленеводства, охоты, орнитологии, минералогии и т.д. и, таким образом, работа, огромные затраты (около 50 000 руб) не пропали зря. Был снят интересный документальный фильм, позднее изданы труды экспедиции, содержащие ряд интересных статей, но мамонта не оказалось.
Зимой 1938/39 гг. в довольно суровое время арестов, ссылок и пыток "эпохи культа личности" я получил повестку явиться в Прокуратуру СССР на Пушкинской улице Москвы, дом 11. Туда входили, но не все оттуда выходили домой. В назначенное время я пришел, естественно, без особой радости, а внешний вид, выражение лица у многих бывших там посетителей и тем более не радовали меня. Мне был устроен допрос по поводу экспедиции на о.Врангеля за мамонтом, которого не оказалось. По бокам от меня стояли два красноармейца с винтовками и примкнутыми к ним штыками, я отвечал на вопросы, стоя. Допрос вели три следователя, а кроме того сидело, кажется, семь студентов - юристов МГУ, V курса, практикантов.
Было совершенно ясно, что неудача экспедиции приписывалась вредительству, надо было найти виновных. Как впоследствии мне сообщили, комендант острова Петров, в сущности явно виноватый в дезинформации и во всяком случае в том, что не пропустил телеграмму охотоведа, решил все свалить на Академию наук. Он-де - человек не сведущий, а за науку отвечает Академия, в том числе вице-президент Академии О.Ю.Шмидт. Если добавить к этому, что и у Шмидта немецкая фамилия и Р.Ф.Геккер - немец, как значится в его паспорте, то "ход" Петрова был вполне "современный" и созвучный той эпохе.
Мне было указано, что ведь американцы "хотели купить у нас этого мамонта за полмиллиона долларов", что я должен же понимать, какой конфуз получился бы, если бы Советское Правительство эту торговую сделку осуществило. Не помню подробности этого тягостного дня, но мои доводы в том направлении, что это просто был итог недоразумения и необразованности Петрова, плохо принимались во внимание. После допроса меня отпустили домой. Некоторое время спустя, ко мне снова пришла повестка из Прокуратуры СССР. На этот раз, думал я, вероятно, надо взять с собой хотя бы смену белья. Опять Пушкинская, 11, опять предъявление паспорта, получение пропуска, множество убитых горем и заплаканных лиц по дороге к следователям, опять красноармейцы, опять все то же самое. На этот раз после длительной "беседы" мне было предложено в письменной форме дать свои показания с объяснениями по поводу отсутствия мамонта. Не помню текста написанного мною. Несколько лет тому назад копия моего заявления, сохранившаяся в институте, попалась мне на глаза, а может быть даже и теперь где-нибудь хранится.
В то время в Палеонтологическом институте я заведовал либо отделом позвоночных, либо, во всяком случае, млекопитающими. Поэтому и мамонты были моими подопечными, я за них "отвечал".