|
 Адамович Андрей Федорович, родился в Москве в 1924 г. В 1942 - 46 гг. служил в Красной Армии, гвардии лейтенант, участник взятия города и крепости Кенигсберг, награжден орденами и медалями. В 1947 г. поступил и в 1952 г. закончил геологический факультет МГУ. В 1952-64 гг. занимался геологической съемкой различных масштабов и поисками месторождений полезных ископаемых в Румынии, Туве, Западном Саяне и на Кубе. В 1965-68 гг. -начальник геолого-съемочной экспедиции N15 Министерства геологии СССР в Монголии. В 1967═г. защитил на родном факультете кандидатскую диссертацию по геологии и полезным ископаемым Восточной Кубы. С 1968 по 1992 гг. - старший научный сотрудник Отделения геологии, геофизики, геохимии и горных наук АН СССР, в 1992-96 гг. - старший научный сотрудник Института литосферы РАН. Автор более 30 печатных научных работ и карт и около 100 неопубликованных геологических и служебных отчетов, соисполнитель и соредактор геологической карты Кубы масштаба 1:250000 (1989 г.).
А. Ф. Адамович
Штрихи к портрету Владимира Ивановича Смирнова
Когда Владимир Иванович пришел на геологический факультет МГУ, я его уже заканчивал, и мне не пришлось у него учиться и слушать его лекции. Видел я его лишь издали, где-нибудь на заседаниях или в коридоре старого здания на Моховой.
Знакомство же наше началось где-то в 1958 г., когда чисто случайно мы встретились в подмосковном доме отдыха "Востряково", где Владимир Иванович отдыхал несколько лет подряд зимой, выезжая оттуда только для приема экзаменов. Меня представил ему профессор нашего факультета Г.С. Золотарев, который знал меня достаточно хорошо. Знакомство это было так сказать "шапочным", хотя Владимир Иванович ходил к нам на костры (мы отдыхали там обычно компанией человек 5-6), слушал наши песни и т. д. Из этих четырех зим (1958-61 гг.) запомнился один забавный случай. Времена были тогда свободные, в столовой на столах у любителей стояло свое вино, которое тут же распивалось. Как-то раз мы с приятелем, идя в столовую, посетовали, что у нас не осталось в запасе ничего, а после лыж надо было бы согреться. Мы не видели, что сзади шли Владимир Иванович и Г.С., которые слышали наш разговор... Сели за стол, еще раз поохали, но тут к нам подошла официантка с подносом, на котором стояло два стакана с коньяком, и объяснила, что это "вам прислали с того стола", показав на стол Владимира Ивановича. Мы взяли стаканы, поднялись, поклонились в направлении их стола и с удовольствием выпили грамм по 150 отличного коньяка. Дней через пять, направляясь в столовую и проходя мимо "профессорского" стола, который был еще пуст, мы заметили, что на столе ничего не стоит, и переглянулись - надо бы отблагодарить... У нас, конечно, коньяка не было, была бутылка водки "Горный дубняк", по цвету весьма схожей с коньяком. Позвали официантку, налили по полстакана "дубнячку" и попросили ее отнести нашим профессорам. Тут как раз подошли и они. Видимо, удивившись, они также встали, поклонились в нашу сторону и... залпом выпили "коньяк". Потом переглянулись, и Владимир Иванович поманил меня к себе: "Что это такое?" - спросил он. "Горный дубняк-с, Владимир Иванович," - ответствовал я. Оба наши профессора дружно рассмеялись и отпустили меня с миром.
В начале 1968 г. меня пригласили на работу в аппарат Отделения геологии, геофизики и геохимии АН СССР, которое вскоре (весной 1968 г.) возглавил В.И. Смирнов. С ним мне и посчастливилось проработать до 1975 г.
В. И. Смирнов как руководитель отличался точностью постановки задач и никогда (кроме мелочей) не забывал проверить, как мы - сотрудники Отделения - их выполняли. Он практически никогда не менял своих решений, что давало нам возможность при каких-то сложностях или затруднениях говорить своим оппонентам: "Владимир Иванович просил меня выполнить то-то или так-то. Если Вы не можете (или не хотите) выполнить его просьбу и его поручение, говорите лично с ним, а я изменить ничего не могу".
Владимир Иванович не любил, так называемых протокольных, мероприятий в частности похорон. Однако когда внезапно умер ученый секретарь Отделения Я.Г. Тер-Оганесов, с которым Владимира Ивановича связывало несколько лет совместной работы в Киргизии в годы войны, он немедленно прервал свою командировку на Урал, вернулся к похоронам и был на них до последней минуты. Правда, на поминки он не поехал...
При всей своей требовательности и внешней суровости он был очень внимателен к своим сотрудникам. Так, вводят в курс обязанностей нового секретаря Отделения И.Б. Иванова, он подчеркивал: "В Президиуме надо быть вежливым со всеми сотрудниками, но есть у нас две дамы - Вера Николаевна (сотрудник Отделения В.П. Первухина) и Надежда Гавриловна (Н.Г. Крейнер - помощник вице-президента АН СССР акад. А.П. Виноградова), - так с ними надо говорить особенно вежливо: ведь они работали чуть ли не с Карпинским".
Когда у И. Б. Иванова родились два мальчика-близнеца, а по ряду обстоятельств он жил с женой в Подмосковье в ужасных условиях, Владимир Иванович вызвал меня и попросил написать "жалостливое письмо" на имя Президента АН А.П. Александрова с просьбой о предоставлении И.Б. Иванову квартиры в Москве. "Я таких писем писать не умею, - пошутил он, - а у Вас, Андрей, (так он меня обычно называл при своих) должно получиться". Я действительно написал "слезницу" на 1,5 страницах, которая, сколько сейчас помню, начиналась примерно так: "В семье моей правой руки - ученого секретаря Отделения - произошло радостное событие - родились два прекрасных сына-близнеца. Однако эта радость омрачена" - и т. д. и т. п. Отпечатал, принес Владимиру Ивановичу, он просмотрел, неожиданно улыбнулся и сказал: "Стиль не мой, но должно подействовать" (и действительно, подействовало).
Владимир Иванович был внешне суховатый человек, но любил хорошую шутку, остроумный анекдот, хотя сам шутил редко, а анекдотов не рассказывал по-моему никогда.
Точность Владимира Ивановича вошла в поговорку, он всегда являлся в точно назначенный срок или немного раньше, но сурово требовал этого и от других, строго указывая опоздавшим.
Раз досталось и мне. Летом Владимир Иванович обычно 1-1,5 месяца отдыхал в санатории "Узкое", куда мы возили ему документы. В те годы "Узкое" располагалось на самой окраине Москвы и туда примерно раз в час ходил единственный автобус от станции метро "Калужская". В очередной визит к Владимиру Ивановичу мне не повезло: то ли автобус отменили, то ли я опоздал на очередной, но факт тот, что я пришел в палату, где ждал меня Владимир Иванович, с опозданием на 30-40 минут. Владимир Иванович был сердит: "Андрей, разве вы не знаете, что ко мне нельзя опаздывать больше чем на пять минут?". Я в этот день по каким-то личным причинам был расстроен и вместо того, чтобы "покаяться" (что вряд ли спасло бы положение), довольно дерзко ответил: "Владимир Иванович, у меня нет персональной машины, я езжу на автобусе, который ходит, как бог на душу положит, а если Вы не в духе или у Вас нет времени, давайте я привезу Вам документы завтра в назначенное время". Владимир Иванович внимательно посмотрел на меня и молча открыл папку с документами. "Расписав" документы, он молча отдал папку мне, я ее молча принял и пошел к двери. И тут вдруг услышал: "Ладно, Андрей, не дуйтесь, давайте лучше выпьем по рюмочке коньяка". Выпили по рюмочке (я - две), я теперь уже от всей души извинился и пошел к двери, а на пороге услышал: "Но все-таки больше прошу не опаздывать"... Естественно, я больше к Владимиру Ивановичу не опаздывал, а когда Владимир Иванович по делам вызывал меня к себе домой (он жил неподалеку от Президиума), я старался звонить ему в дверь минута в минуту, что иногда вызывало у него реплику типа: "Вот видите, можете же не опаздывать".
Уезжал я как-то в очередной раз на Кубу, где с коллегами редактировал геологическую карту страны в масштабе 1:250000. Причем, надо отметить, что Владимир Иванович всячески поощрял наши занятия наукой, а не только "бумагами" и часто способствовал прохождению наших документов по инстанциям. Дело было в марте, уезжал я на 1-1,5 месяца, и И.Б. Иванов в шутку (при мне) сказал Владимиру Ивановичу, что, мол, я уезжают на Кубу, чтобы не участвовать в Ленинском субботнике 22 апреля. Я почему-то принял эту шутку всерьез и "заверил собравшихся", что я прилечу 21 апреля, а 22-го обязательно приму участие в субботнике. Все засмеялись (Владимир Иванович улыбнулся), но я действительно прилетел в Москву 21-го, а 22-го на субботнике копал газоны у здания Президиума, о чем с гордостью при первой же встрече поведал Владимиру Ивановичу, на что тот слегка улыбнулся и сказал: "Андрей, я думал, что Вы умнее".
Расстались мы с Владимиром Ивановичем в 1975 г. Шли очередные перевыборы академиков-секретарей Отделений. И нам и, конечно, Владимиру Ивановичу было ясно, что он останется на своем посту еще на один срок. Однако недели за две до выборов по Президиуму поползли слухи, что не все так просто. Эти слухи муссировались и становились все отчетливее. Замаячила и кандидатура возможного преемника Владимира Ивановича. И.Б. Иванов и я решили рассказать об этом Владимиру Ивановичу. Внимательно нас выслушав, он со свойственной ему иронической интонацией заметил лишь: "Опять Вы все путаете", и принял решение готовить заседание Бюро Отделения после перевыборов.
Но, видимо, своим независимым поведением (не забудем, что Владимир Иванович был одним из немногих наших академиков, не подписавших письмо с осуждением академика А.Д. Сахарова) и довольно резкими, хотя и не частыми выступлениями на Президиуме АН, Владимир Иванович нажил себе недоброжелателей и где-то, как тогда говорили, было "наверху", принято решение о его замене. Сменивший Владимира Ивановича на посту академика-секретаря акад. Б.С. Соколов через несколько лет рассказал нам, что он просил Главного ученого секретаря АН Г.К. Скрябина хотя бы предупредить Владимира Ивановича о грядущих переменах и поблагодарить его за многолетнюю работу на посту академика-секретаря, на что Г.К. Скрябин ответил ему: "Не беспокойтесь, Борис Сергеевич, когда Вас будем заменять, Вас тоже не поблагодарим". О, времена, о нравы!
С тех пор Владимир Иванович в Отделении появлялся крайне редко, на Бюро Отделения, членом которого он оставался, он приходил лишь в экстраординарных случаях, а когда надо было обязательно принимать участие в тайном голосовании (например, по вопросу о присуждении премий имени выдающихся ученых), он обычно предупреждал по телефону, что заедет проголосовать рано утром, и просил заранее приготовить для него бюллетень для голосования.
Мое общение с Владимиром Ивановичем в последние годы его жизни сводилось к встречам на разного рода совещаниях, да к редким звонкам ему домой по случаю дней рождения и т. д. В 1980 г. все сотрудники Отделения от всей души поздравили Владимира Ивановича с присвоением ему звания Героя Социалистического труда.
Виделся я с Владимиром Ивановичем и на Международном геологическом конгрессе в Сиднее в 1976 г., показывал ему корабль "Дмитрий Менделеев", на котором мы пришли в Сидней, с удовольствием выполнил я просьбу увезти с собой целую кучу подаренной ему геологической литературы, которую ему было неудобно везти самолетом и т. д.
Последний раз я видел Владимира Ивановича, уже совсем больного, летом 1988 г. во дворе академической больницы, когда его возили уже в коляске. Конечно, я подошел к нему, и минут 10-15 мы разговаривали. Я рассказал ему пару новых анекдотов, он слабо улыбался, но чувствовалось, что мысли его далеко...
Последнее, что я мог сделать для Владимира Ивановича уже после его смерти - помочь в организации похорон. Пришлось, хотя, слава Богу, и косвенно, участвовать в той возне, которая шла вокруг выбора места для его могилы. Мне пришлось отвозить некролог о Владимире Ивановиче на Старую площадь в ЦК КПСС, чтобы там решили, кто "из вождей" должен подписывать некролог. Потом, наконец, я с сотрудниками Управления делами ездил на кладбище - проверить, все ли готово к похоронам...
|