|
 Григорьев Валентин Михайлович- профессор кафедры геологии полезных ископаемых Московской государственной геологоразведочной академии, доктор геолого-минералогических наук, Заслуженный геолог Российской Федерации, почетный академик Международной академии минеральных ресурсов, лауреат премии Совета Министров СССР, участник Великой Отечественной войны, награжден 3 боевыми орденами и 12 медалями.
Основные направления научных исследований связаны с геологией и оценкой месторождений черных металлов. Подготовил 17 кандидатов наук, двое из них стали докторами. Опубликовал более 140 научных работ, в том числе 10 монографий и 13 учебников.
В.М. Григорьев.
ВОСПОМИНАНИЯ О НАЧАЛЕ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ
И О ПОЭТЕ-ГЕОЛОГЕ ПАВЛЕ КОГАНЕ.
В конце мая 1941 г. с группой геологов Всесоюзного института минерального сырья выезжаю в Армению. Будем работать в районе двух медно-молибденовых месторождений - Агаракского и Каджаранского. По одному из них думаю собрать материалы для дипломного проекта.
Начальник партии Константин Иванович Лягин - волевой, требовательный, хорошо знающий свое дело, - уже не первый год работает в Армении.
Мой непосредственный помощник - Павел Коган, студент-дипломник Московского литературного института им. Горького. Поехал в геологическую партию тоже для сбора материалов к дипломной работе. У него задумка - написать поэму о геологах. Он отличный собеседник, со слабым знанием геологии, но прекрасный знаток всех поколений стихотворцев. Лучшего спутника в походе найти трудно. Не ленился бы только исполнять свои коллекторские обязанности, а то одними стихами за работу в поле не отчитаешься.
Первые дни партия работала в Агараке - поселке, расположенном вблизи реки Мегри-чай (медовая вода), в местности, обильно заросшей фруктовыми садами (инжир, абрикосы, виноград и т. п.). Попали в райское место. Однако не долго наслаждались садами. Вскоре Лягин дал нам задание - провести геологическую маршрутную съемку в масштабе 1:25.000 района, примыкающего к Агараку с севера, и поискать медно-молибденовые рудопроявления. В этих горных районах на пастбищах можно встретить лишь пастухов с отарами овец. Сначала маршруты совершали из с. Агарак, затем перебазировались в с. Личик. Жили вдвоем в глинобитном домике для приезжающих, куда нас определил председатель колхоза.
Рано утром отправлялись в маршрут, главным образом по ручьям и речушкам, впадающим в р. Мегри-чай. Маршрут прокладывали по карте, проверяя пройденное расстояние счетом пар шагов. Мощность жил и даек замеряли мерной лентой. Из естественных обнажений отбирали типичные образцы пород. Я отбивал образцы, выписывал этикетки, а Павел заворачивал их в газету вместе с этикеткой. Носили образцы поровну - один образец мне, другой ему в рюкзак. Погода была хорошая, солнечная, и мы успевали за день пройти несколько километров, а вечером возвращались на базу. Иногда были и задержки в пути. Павел несколько раз, не удержавшись между скалами в расщелине, падал в воду. Первый раз это у него случилось по оплошности, но потом, мне кажется, он это делал с целью искупаться и, пока сушится одежда, отдохнуть, поговорить, а то и записать стихи. Стихотворения он записывал буквально на ходу, а частенько и по ночам при свете свечи. Я начал опасаться, как бы он не вывихнул ногу или не бухнулся в воду на камень, и поэтому начал делать периодические (более частые, чем в работе с опытными коллекторами) остановки, заранее предупреждая о них по времени. Так как погода была жаркая, мы по несколько раз в день купались, и хотя вода была довольно прохладная, но ни он, ни я не простудились ни разу.
На остановках, да частенько и в пути, я рассказывал Павлу о геологии, а он, буквально начиненный стихами, читал наизусть стихи и поэмы своих любимых учителей - Сельвинского, Матусовского, Исаковского и однокашников - Михаила Луконина и Сергея Наровчатова. Очень любил он стихи Маяковского, много читал его наизусть. Частенько мы с ним спорили. Я рассказывал ему о своих литературных симпатиях и антипатиях. Он иногда соглашался со мной, но часто возражал, мотивируя и отлично иллюстрируя свои возражения стихами и прозой. Оба любили писателей, подобных Тургеневу, отлично знающих и любящих природу. Очень нравились мне лирические стихотворения Константина Симонова (он приходил к нам в студенческое общежитие и выступал, сидя на столе, в читальном зале) и Иосифа Уткина (его я слышал на литературных вечерах в институте). Стихи и песни Демьяна Бедного я не любил, а Павел защищал их от моих нападок. Много споров было вокруг произведений Маяковского. Мне нравились его поэма "Хорошо", стихотворение "Товарищу Нетте - пароходу и человеку", но многое и не нравилось. Павел понимал Маяковского глубоко и широко и неизменно побивал меня в спорах. Да я и не спорил, а просто подзадоривал его к спорам, охотно слушал и набирался "уму-разуму".
Зато в вопросах геологии роли менялись. Тут Павел превращался в слушателя, а я в рассказчика. Он также внимательно слушал меня, как я его стихи. В восторге я был от "Бригантины", ибо услышал я эти стихи из уст самого автора. В то время "Бригантину" знали немногие студенты. Она еще не была напечатана. Мне повезло вдвойне, я не только услышал, переписал и запомнил это замечательное стихотворение, ставшее песней для многих поколений молодежи, но и провел более трех месяцев жизни с ее творцом. Это стихотворение сродни не только всем "бродягам" (морякам, геологам, туристам), но и всей молодежи, жаждущей нового. Вспомните: "Надоело говорить и спорить и любить усталые глаза...", и захотелось увидеть жизнь, набраться впечатлений, сделать что-то интересное, творческое, показать, на что ты способен, что и ты не зря ходишь по земле, а делаешь полезное, нужное для людей. Павел в песне воспевал "радостных, непокорных, призревших грошевой уют". Это и привело его к геологам, половину жизни проводящим на природе, для которых в любом уголке леса, степи, гор найдется уютное место возле костра, у источника, реки или озера.
О нашей жизни на базе в с. Личик Павел написал две стихотворные строчки:
"Мы живем в Личике - хорошо живем,
Кушаем яички, молоко пьем".
В воскресенье 22 июня намеревались отдохнуть и устроить санитарный день - постирать белье, искупаться, побродить по окрестностям Личика. Павел, как всегда на отдыхе, - заполнить очередной порцией стихов свою записную книжку. Началось обычное воскресное утро. Мы позавтракали и пошли к реке. Не успели начать стирку, как большой табун лошадей заполнил долину реки Мегри-чай. Лошадей гнали на юг к железной дороге. Я спросил пастуха, почему в воскресенье гонят лошадей и зачем. Он ответил одним страшным словом - "война". На пути в село мы уже догадывались, что речь идет о войне с фашистской Германией. Но у всех была надежда, что она еще будет не скоро. Что Гитлер уже "нахапал" себе столько, что дальше некуда. Жила также надежда, что наши войска быстро сметут фашистов и будут "бить врага на его территории", мы надеялись на поддержку рабочего класса оккупированных стран, да и самой Германии. Слишком мало мы знали о жизни внутри фашистского лагеря, об оснащенности и боеготовности фашистской армии.
Первая наша реакция с Павлом была - пойти в военкомат и на войну. Председатель колхоза с. Личик на наш вопрос о том, где военкомат и как нам скорее попасть в армию, ответил: "Людей не надо, лошадей надо". Видимо, это была его реакция на то, что первое задание, полученное в отдаленных районах Армении, было о поставках лошадей в армию.
В тот же день пешком добрались до Агарака, пришли к Лягину. Он охладил наши горячие головы, сказав, что поскольку мы работаем на поисках и разведке оборонного сырья (молибден - добавка к сталям для брони танков) и с нами заключен и подписан договор до 1 сентября, то он нас отпустить не имеет права. - "Идите и продолжайте начатое дело". Но продолжали мы трудиться без прежнего энтузиазма. Все мысли были о войне, о Москве, о скорейшем завершении геологических дел в Армении.
В конце июня мы попали "в окружение" женщин-армянок, "вооруженных" вилами и граблями. Они увидели в поле двух мужчин, одетых в защитного цвета костюмы, обутых в ботинки и гетры, с молотками, полевыми сумками и рюкзаками, и приняли нас за десантников. Они не знали русского языка и только в селе Туштун, после того как мы предъявили свои документы учителю русского языка (тоже армянину), он объяснил женщинам, что они взяли в плен геологов. Вскоре мы поселились в этом селе, перевезя свой скарб на ослике из Личика. Самым тяжелым и нужным в нашем багаже были собранные нами коллекции пород и руд двух новых проявлений медно-молибденовой минерализации. Район с. Туштун был самым северным участком наших геологосъемочных работ.
Вскоре Константин Иванович организовал два отряда для ведения работ. В южном (Агаракском) он остался работать сам с южной группой, а в северную группу направил шесть человек, назначив меня руководителем. Со мной по-прежнему работал и Павел Коган. Жили мы в с. Охчи. В задачу нашего отряда входила документация нескольких недавно пройденных штолен с рассечками и канав на месторождении Каджаран. В то время только что началась его разведка. Кроме зарисовок стенок и забоев штолен, рассечек и канав, мы отбирали образцы для изучения в Москве, рисовали геологическую карту месторождения по поверхностным выработкам и обнажениям скальных пород.
Здесь Павел Коган написал запомнившееся мне четверостишье:
"Однажды в убогой армянской сакле
Приснилась мне жена...
Капли капали, капали...
Потом была тишина."
С Павлом мы однажды попали в переделку. Документировали одну из рассечек, а в параллельной выработке в это время подготовили взрыв забоя, о чем мы не знали, а взрывники не знали о нашем местонахождении. После того, как начали рваться заряды, мы спешно собрали образцы и быстрым шагом направились к выходу из штольни. Она уже в верхней половине наполнилась дымом от взрыва. Карбитки наши погасли и мы, пригнувшись, побежали к выходу. Хорошо, что бежать было всего 300 метров, и выход из штольни просматривался сквозь дым. Выбежали из штольни и минут двадцать кашляли до тех пор, пока не очистили легкие от дыма.
В конце июля или начале августа наш самолет, летавший в Иран, на обратном пути шел с заглохшим мотором. Летчик принял решение посадить самолет и скомандовал экипажу прыгать с парашютами. Удачно приземлился только радист, два пилота и бортмеханик погибли. Радист добрался с помощью мальчика-пастушка до поселка горняков и геологов, и мы ходили в горы - помогли разыскать разбитый самолет, снять с него приборы и пулеметы, похоронить погибших летчиков. Это была наша первая встреча с пилотами боевого самолета, принимавшего участие в иранских событиях.
Наконец наступили долгожданные дни начала сентября. К этому сроку, завершив все намеченные дела и собрав хороший материал для дипломного проекта по Каджаранскому месторождению, отчитались перед К.И. Лягиным, получили зарплату и выехали в Кафан. С великим наслаждением в Кафане впервые за несколько месяцев побывали в бане, постриглись и побрились у парикмахера.
Павел поехал прямым поездом через Баку и Ростов в Москву, а я по пути заехал к матери, работавшей в г. Моздоке. Здесь мы с ним расстались.
Пятого сентября приехал в Москву, 15 октября защитил дипломный проект, 16 октября в числе 148 добровольцев - студентов и преподавателей Московского геологоразведочного института - поступил в армию, участвовал в обороне Москвы, освобождении Демьянска, Ельни, Смоленска и Выборга. В январе 1946 г. вернулся в свой институт, где до сих пор работаю.
В армию по состоянию здоровья Павла не взяли, но ему удалось добиться зачисления на курсы военных переводчиков. На фронте он был сначала переводчиком, а затем служил помощником начальника штаба стрелкового полка по разведке. 23 сентября 1942 г. лейтенант П.Д. Коган, возглавлявший разведгруппу, был убит на сопке Сахарная Голова под Новороссийском. Поэтическая слава к нему пришла уже после войны.
О гибели Павла Когана я узнал только после войны. Эта горькая утрата талантливого человека и отличного товарища по полевой геологической работе невосполнима, незабываема. Погиб на фронте и Константин Иванович Лягин. Его до сих пор с большой душевной теплотой вспоминают сотрудники Всероссийского института минерального сырья.
|