|
 Пущаровский Юрий Михайлович - родился 1 декабря 1916 года. В 1941г. окончил геолого-почвенный факультет Московского Государственного Университета. Ветеран Великой Отечественной войны. После демобилизации в 1946 году поступил в Геологический институт РАН, где и работает в настоящее время. Академик РАН, профессор. Должность - советник РАН. Автор свыше 400 печатных работ по тектонике, региональной геологии, геологии океанов и морей, геодинамике. Автор и редактор ряда широко известных тектонических карт. Лауреат Государственных премий СССР и Российской Федерации, премии и Золотой медали им. А.П.Карпинского. Награжден пятью орденами и многими медалями.
Ю. М. Пущаровский
ИЗ ИСТОРИИ АКАДЕМИЧЕСКОЙ РЕГИОНАЛЬНОЙ ГЕОЛОГИИ
Событие, о котором идет речь в публикуемом ниже очерке, происходило ровно полвека назад. Его нельзя рассматривать как рядовое. Была пересмотрена геология одного из обширнейших районов Восточной Сибири, результатом чего в конечном счете стало открытие крупной нефтегазоносной провинции. Нет необходимости говорить о том, какое значение это открытие имело и имеет для экономического и культурного развития края.
Владимир Иванович Смирнов, посвятивший жизнь изучению минеральных богатств, таящихся в недрах земной коры, как мне кажется, с интересом ознакомился бы с подробностями, как все это происходило. Это и натолкнуло мнея на мысль напечатать очерк в Смирновском альманахе. Но есть и еще причина.
В 2000 году отмечается 70-летие одного из известнейших геологических центров страны - Геологического института Российской академии наук. Мне кажется, что Смирновский сборник, с его широкой читательской аудиторией, в той или иной форме тоже должен откликнуться на эту дату. Пусть такой формой окажется публикация моего кратенького рассказа об одном из характерных для ГИНа деяний, к которому я причастен самым прямым образом. Так что рассказ исходит, как говорят, "из первых рук".
Пользуясь случаем, хотел бы сказать, что институт всегда отличался контактностью академической геологии с практической. Упомяну лишь несколько наиболее ярких примеров: нефть Волго-Уральской области, бокситы и колчеданы Урала, железные руды и артезианские бассейны Казахстана. Он причастен к открытию алмазов в Сибири, а также фосфоритов в Монголии. Но магистральный путь ГИНа - это фундаментальные геологические исследования. Именно такие исследования создают научные основы прогноза и поиска месторождений полезных ископаемых, а также геологического картирования. Действительно, как иногда говорят, нет ничего более полезного для практики, чем хорошая теория. И ГИН имеет большой актив в этом смысле. Здесь и крупные тектонические идеи, и фундаментальные стратиграфические разработки, и литологическая теория, и основополагающие представления о геологии четвертичного периода.
Не случайно, что именно Геологический институт в 50-х гг. выдвинул в качестве государственной проблему - "Закономерности размещения полезных ископаемых в земной коре, как основа для их прогноза на территории СССР". Работа, поддержанная правительством получила огромный размах, наибольший, насколько могу судить, из всех начинаний подобного рода в отечественной геологии. Во главе ее находилась специальная межведомственная Комиссия, руководимая академиком Н.С.Шатским, директором ГИНа. Заместителем председателя был утвержден В.И.Смирнов, а ученым секретарем - автор этих строк. Когда Н.С.Шатский скончался (1960 г.), председателем Комиссии (впоследствии Научного совета) стал В.И.Смирнов, выполнявший эти обязенности до конца своей жизни. Эффективность деятельности Комиссии отражена в большой серии научных трудов, издававшейся сначала под редакцией Шатского, а затем Смирнова.
Теперь пора перейти к нашему очерку.
Лено-Вилюйская эпопея
Закончилась Великая Отечественная война и страна с напряжением и энтузиазмом восстанавливала разрушенное хозяйство и вообще нормальную жизнь. При этом менялись многие стратегические ориентиры. В качестве одного из важнейших направлений было провозглашено экономическое развитие восточных районов СССР. Перед геологами ставилась масштабная задача поиска месторождений нефти и горючего газа на территории Сибири. Ранее здесь ни одного промышленного района не существовало, ни в Западной, ни в Восточной Сибири. Прямое указание на развертывание работ было дано в 1949 г. Академия наук СССР вошла в число организаций-исполнителей. Основные силы для этого в то время находились в Институте геологических наук Академии. Им и следовало включиться в работу.
Надо сказать, что институт испытывал в то время тяжелое положение. В тот год советских геологов постигло несчастье - нахлынула волна политических арестов безвинных работников всех рангов. Этого трудно было ожидать, но это произошло. Тех, кто выдержал следствие, поглощал ГУЛАГ. Книга в черном переплете, называемая "Репрессированные геологи", рассказывает о судьбах этих несчастных людей, среди которых были как деятели науки, так и геологи-производственники.
Подвергся аресту и директор ИГН, академик И.Ф.Григорьев, который через 1,5 месяца в ходе следствия умер (реабилитирован в 1954 г.). Легко представить, какая сложилась в институте обстановка. Но вскоре директор определился. Им назначили геолога-нефтяника М.И.Варенцова, энергично принявшегося за реализацию задания. Очень быстро была создана Нефтяная сибирская экспедиция, во главе с К.Р.Чепиковым, одним из первооткрывателей Второго Баку. Экспедиция состояла из нескольких отрядов и в том числе стратиграфического (В.А.Вахрамеев) и тектонического (автор этих строк) для изучения мезозойских отложений и структур в Лено-Вилюйском регионе. Выехать на полевые работы предлагалось уже в 1950 г. Раньше никто из нас в Сибири не бывал, но зато у нас был неплохой опыт проведения экспедиционных работ. Мы решили работать совместно, поскольку районы исследований совпадали. У каждого из нас были свои трудности, Тематика считалась секретной, а у В.А.Вахрамеева не было допуска, из-за чего он не мог знакомиться с фондовыми материалами. Моя трудность состояла в том, что в начале 1950-го года я еще полностью находился во власти карпатской геологии, поскольку защита посвященной ей кандидатской диссертации состоялась лишь в марте. Но хоть и очень ограниченным был срок подготовки к экспедиции, я все же успел освоить всю фондовую литературу, имевшуюся в Москве, так что в Якутске нужно было добавить лишь немногое.
Обзор литературы показал, что стратиграфия и тектоника Лено-Вилюйской области изучены крайне недостаточно. Вилюйская впадина на геологических картах закрашивалась лишь синими тонами, что означало, что кроме нижней, средней и верхней юры здесь ничего нет. Тектоника зоны сочленения Вилюйской впадины с Приверхоянским прогибом, как и его в целом, оставалась совершенно неясной.
Что касается нефтегазоносности, то здесь были указания предшественников (Г.Э.Фришенфельда и Н.Д.Цитенко) насчет перспективности региона, но были и отрицательные оценки.
Естественно, самое главное условие для прогнозных оценок - знание региональной геологии. С нее и следовало начинать.
Путь до Якутска продолжался долго. В течение нескольких дней поездом ехали в Иркутск, а оттуда по воздуху на Ли-2 с несколькими посадками. Поселились в гостинице, единственной в городе, занимавшей большой деревянный двухэтажный дом с шеренгой умывальников во дворе. Организационных дел было много: войти в контакт с Геологическим управлением; освоить материалы, которых нет в Москве; арендовать катер с достаточно внушительной баржой, чтобы выдержала большой запас бензина, мешки с мукой, снаряжение, сотрудников; нанять рабочих; купить невод. Так или иначе, но через пару недель мы уже шли вниз по Лене, поражаясь ее огромности и нелюдимости. В тот первый сезон отряды отработали три района: отрезок Лены между Кангаласским мысом и Лямпеской (правый приток), приустьевые возвышенности Вилюя - Оюнь Хая и Собо Хая, отрезок Лены выше Якутска вплоть до Покровского. Остановили работу лишь когда выпал снег.
Впечатлений было великое множество. К тому же геологические результаты оказались весьма выразительными.
Открытие меловых отложений в Вилюйской впадине
То, что обширную центральную часть Вилюйской впадины и Приверхоянья слагают отложения мелового возраста, а юрские распространены только по бортам, давно уже стало хрестоматийной истиной. Но как и когда было это установлено? На геологической карте СССР, изданной в 1940 г., вся эта огромная территория еще закрашена оттенками синей краски, отображающей юрские отложения. Но уже на карте СССР 1955 г. значительная ее часть залита зеленым цветом, с подразделением геологического разреза на нижний и верхний мел. Это "чудо" совершилось в результате детальных стратиграфо-тектонических исследований и счастливых находок остатков ископаемой флоры.
Самой основательной публикацией по геологии Вилюйской впадины из предшествующих была работа А.Г.Ржонсницкого, напечатанная в "Записках Минералогического общества" еще в 1918 г. Фактически его стратиграфическая схема и служила геологам верой и правдой до 1950 г. При знакомстве с литературой особое внимание привлекло указание В.А.Обручева, содержащееся в 3-м томе его знаменитого труда "Геология Сибири". Он писал, что еще в 1854 г. геолог Р.К.Маак посетил Усть-Вилюйский район и обнаружил там флору прекрасной сохранности. К сожалению, эта флора осталась необработанной, так как коллекции были утеряны. Последствия всего этого таковы, что открытие меловых отложений в Лено-Вилюйском бассейне задержалось на 100 лет. Так или иначе, но мы отправились в Якутию с твердым убеждением, что флористические остатки найти удастся.
Вниз по течению Лены, постоянно сверяясь с лоциями, шли довольно быстро и через пару-тройку дней, пройдя устье Алдана, причалили к правобережной возвышенности Эксеня-Хаята. Оказалось, что это ранее не описанная крупная брахиантиклиналь, в береговых обрывах которой отлично обнажена угленосная толща, откуда тут же были извлечены отпечатки флоры. Пока что в суждениях о возрасте отложений с флорой Всеволод Андреевич был осторожен, но оживился чрезвычайно. В душе он конечно был уверен, что эта флора не юрская, а меловая, но точки над "и" не ставил. Затем были изучены разрезы Сангарской брахиантиклинали, устьвилюйского острова Собо Хая, возвышенностей Оюнь Хая и Тас-Тумус, а также Кангаласского мыса. И всюду при детальном описании разрезов удавалось находить ископаемые растительные остатки. На основе их изучения уже весной следующего года В.А.Вахрамеев сделал заключение, что вмещающие отложения имеют меловой возраст, поскольку представители родов Onychiopsis, Cephalotaxopsis в разрезах других регионов начинают появляться лишь с основания мела. Для сравнения флористических комплексов он использовал весьма обширные материалы: по низовьям Лены, Буреинскому бассейну, р.Колыме, Шпицбергену, а также по ископаемым флорам Европы, Кавказа, Средней Азии, Казахстана, Китая и Уссурийского края.
По общегеологическим соображениям стало ясно, что нижнемеловые отложения можно распростарнить на обширную площадь Лено-Вилюйской области, но мы пошли дальше. Пришло озарение, основанное на двух-трех ранее сделанных находках верхнемеловой флоры в бассейне Вилюя. Представилось, что Лено-Вилюйский бассейн - это огромная впадина с мульдой, выполненной верхнемеловыми отложениями. Даже приблизительный контур этой мульды очертился и отсюда весь облик геологии региона сразу преобразился. Это нас настолько захватило, что как только появилась возможность, об осенившей нас догадке было отправлено письмо нашему великому геологическому авторитету, Н.С.Шатскому, который с давних пор глубоко интересовался геологией Сибири.
Наша убежденность была столь твердой, что новая геологическая схема региона была помещена в совместном отчете, представленном в фонды весной 1951 г. (рис.1).
Параллельно с изучением флоры В.А.Вахрамеев организовал анализ споропыльцевых комплексов. Его выполнили Н.А.Болховитина и В.Н.Кнорозова. И в отчете имеется несколько листов таблиц распределения спор и пыльцы в разрезах по р.Лене, изученных экспедицией. В заключении говорилось, что данные споропыльцевого анализа "находясь в полном согласии с выводами, сделанными при рассмотрении растительных отпечатков, значительно расширяют их, позволяя подойти к сопоставлению континентальных отложений района г.Якутска и краевого Приверхоянского прогиба".
Итак, к сезону 1951 г. в полный рост встала интригующая проблема площадного распространения в Восточной Сибири верхнемеловых отложений. Для ее решения нужно было выбрать как можно более подходящий маршрут. О том, что работать вновь будем сдвоенным отрядом, предполагалось само собой. После изучения карт, очень мелкомасштабных (других в то время не было) выбор пал на левый приток Лены ниже устья Вилюя - реку Линдю. Если наши предположения верны, то эта река должна вскрыть разрез верхнемеловой мульды. У меня сохранились записи, каким образом проходил маршрут, которыми я и воспользуюсь.
21 июля 1951 г. я записал: "Неделю назад мы подошли к устью той реки, на которой должны работать большую часть лета. Она называется Линдя, в связи с чем остановка в ее устье была названа "Унтер-ден-Линдя". Никто из исследователей ее не посещал, хотя, по-видимому, река довольно длинная, может быть с Оку, и нас отчаянно занимал вопрос - пройдем или не пройдем, будет ли достаточной глубина. Чтобы ходить по водам нам нужна была глубина всего лишь 60 см, но и ее могло не быть. Случайный якут, который оказался по соседству, сказал, что нашему каравану не преодолеть даже устьевых песков. Это его категорическое заявление было поддержано двумя лайками, которые должны были охранять его сушеную рыбу, прокармливающую не только хозяина, но и их самих. Беспокойство усиливалось тем, что и аэросъемка не давала ничего утешительного. Одни только бесконечные петли, отмели, острова и узенькое, как ниточка, русло. Однако предпринятая разведка показала, что с некоторыми осторожностями, но войти в устье можно, а дальше уже будет проще. И вот плывем по Линде седьмой день. Сейчас находимся в 200 км от устья. Весь этот путь мы видели спокойную, но быструю реку, метров 70-80 шириной, с песчаными мысами то по одному, то по другому берегу, на которых нередко было видно множество следов лосей и птиц, а за мысами простиралась бескрайняя зеленая тайга. Никаких признаков людей. Мы с Всеволодом Андреевичем сидим на катере, внимательно следим за обстановкой, чтобы в случае чего скорректировать маршрут. Удача нам сопутствует. По берегам оказалось много обнажений, изучение которых, включая определение флористических отпечатков, дало новый интереснейший материал, полностью подтвердивший предположение о широком распространении в Вилюйской впадине верхнемеловых отложений. Поскольку идея была очень смелой, результаты доставили нам большую радость".
26 июля. "Плывем дальше и дальше на север. Прошли по реке уже 500 км. Одно не хорошо, очень много петель. Если считать по прямой, продвинулись примерно не больше, чем на 150 км. Изучаем только береговые обнажения, в сторону совсем не заходим. Время идет быстро, а дела еще много".
3 августа. "Чтобы ускорить работу, решили оставить кунгас и половину отряда на берегу и дальше отправиться на одном катерке; это гораздо быстрее. В тот же день вечером уже увидели долгожданную среднеюрскую толщу, а через день, т.е. 30 июля в 8 часов вечера, благополучно добрались до конца нашего маршрута, въехав в кембрийские известняки юго-восточного склона Анабарского массива. От лагеря 175 км.
Линдя в верховье стала порожистой. Но природа нас выручила. Довольно давно идут дожди и воды прибавилось. Геологические результаты настолько интересные, что уже сейчас можно было бы возвращаться в Москву. В конечной точке маршрута обтесали на берегу лиственницу и прибили консервную банку, в которую вложили записку. Сегодня у нас выходной день, а завтра двинемся в обратный путь. Дней через 15 достигнем Жиганска". В низовьях Лены нас ждал еще один разрез верхнемеловых отложений, вскрытый на острове Аграфены. Нами он был описан впервые.
По завершении экспедиции мы окончательно утвердились в наших представлениях о геологии Вилюйской впадины и Приверхоянского прогиба. Теперь уже стало ясно, что материалы можно публиковать. По приезде в Москву написали сначала краткую статью для Докладов АН СССР, которую и отправили в редакцию в конце февраля 1952 г. Она называлась "Новые данные о геологическом строении Вилюйской впадины и Приверхоянского краевого прогиба". 21 марта текст был представлен В.А.Обручевым к опубликованию и в том же году он был напечатан. Более фундаментальная работа вышла из печати двумя годами позже, когда флористические комплексы были основательно обработаны. Она вошла в 1-й том "Вопросов геологии Азии", посвященный В.А.Обручеву в связи с его 90-летием (1954 г.).
Оправдавшийся прогноз
Дальше о том, что вызвало поток служебных записок со стороны экспедиции и института в разные инстанции, в том числе и правительственные, содержащих рекомендации по проведению геофизических и разведочных работ на нефть и газ в Усть-Вилюйском районе. Нам повезло. В протоке Бергете там, где Вилюй впадает в Лену, мы увидели на воде обильное выделение пузырей горючего газа. Из Москвы я захватил с собой газоотборник, как будто знал, что газ будет обнаружен. Отобрали пробу, анализ которой выполнялся в газовой лаборатории ИГН. На 95% газ состоял из метана. Это было великолепно!
Структурные условия газового выхода также оказались чрезвычайно благопрятными для прогноза месторождения. Газовый выброс на Бергете приурочен к присводовой части довольно крупной пологой складки, типа брахиантиклинали, характерного для газоносных районов краевых зон платформ. Тектоническая позиция складки также самая классическая - на периферии Приверхоянского краевого прогиба.
И вот, в полном соответствии с записанной за мной темой, в совместном с В.А.Вахрамеевым отчете, представленном весной 1951 г., я писал:
"Еще недостаточно ясны контуры Приверхоянского краевого прогиба и только сейчас начинает укрепляться в литературе самый этот термин, но уже с полной определенностью устанавливается одна из важнейших особенностей тектонического строения прогиба, наличие в нем двух резко различных зон: восточной или внутренней зоны, обладающей складчатой структурой, и западной или внешней зоны, характеризующейся пологим моноклинальным, либо слабо волнистым залеганием пород... Этой своей особенностью Приверхоянский краевой прогиб сближается со многими подобными структурными образованиями различных областей и возрастов". И далее: "Решение проблемы нефтеносности Приверхоянского краевого прогиба в настоящее время вызывает необходимость проведения в его пределах глубокого разведочного бурения. Несмотря на то, что для всесторонней оценки перспективности этой тектонической зоны данных очень немного, общий анализ стратиграфического разреза, тектонической структуры и истории развития окраинных структур востока Сибирской платформы дает серьезные основания для поисков нефтяных месторождений в Приверхоянском прогибе. Наши современные представления в этом отношении пожалуй ближе всего стоят к взглядам Н.С.Шатского и К.Р.Чепикова, которые были ими изложены еще в 1932 году".
"В пределах изученной нами территорнии мы полагали возможным выбрать для подготовительных работ по выявлению точки заложения скважины - район устья р.Вилюй... Вскрытие скважиной полного разреза мезозоя и, вероятно, подстилающих его верхнепалеозойских отложений... представило бы значительный интерес для выяснения перспектив нефтеносности и газоносности краевого прогиба...".
Я был абсолютно уверен, что в недрах Усть-Вилюйской структуры таится месторождение. Мы отобрали пробу газа также и на р.Берге, где выход его связан с той же структурой; метана в пробе оказалось 85%. Наконец, перед моими глазами стоял пример Предкарпатского краевого прогиба, который я хорошо знал, где с внешней зоной прогиба связано крупное Стрыйское газовое месторождение. Все это и питало мою уверенность в успехе и одновременно настойчивость в постановке здесь разведочных работ. Не могу не отметить, что без настойчивости открытие месторождения несомненно сильно затянулось бы, поскольку наиболее распространенным было тогда представление, что нефтегазоносность связана прежде всего с нижнекембрийскими отложениями северного склона Алданского щита.
Волнение, охватившее меня, когда в 1956 г. я получил сообщение о мощном фонтане газа на Усть-Вилюйской структуре, было одним из самых сильных в жизни (рис.2). Мне сразу представилось, какое это принесет благо людям, какое влияние окажет на развитие экономики и культуры Якутского края.
|