|
 В. П. Федорчук
В.П. Федорчук
МОИ ОЧНЫЕ И ЗАОЧНЫЕ ВСТРЕЧИ С НИКОЛАЕМ ПОРФИРЬЕВИЧЕМ ЕРМАКОВЫМ
Зима 1940-41 гг. До летнего полевого сезона еще далеко, но мы, студенты группы 4-38-Р (геологоразведчики) горного факультета Среднеазиатского индустриального института в Ташкенте уже зондируем почву в отношении возможности устройства на производственную практику, причем обязательно на рабочие места. Как-то зашел разговор об этом во время лабораторных работ на кафедре Петрографии, которую возглавлял профессор Виктор Арсеньевич Николаев, именем которого названа зона разломов, ограничивающих с юга Северный Тянь-Шань. Доцент этой кафедры Константин Николаевич Вендланд (позже - наместник Российского Патриарха в Сибири, ФРГ и США, затем - митрополит Ярославский и Ростовский) - первооткрыватель ряда массивов щелочных пород, порекомендовал нам обратиться по этому вопросу к его коллеге по геологической съемке листов масштаба 1:100.000 Николаю Порфирьевичу Ермакову, охарактеризовав его как весьма квалифицированного геолога. Мы сразу же отправились к нему на квартиру. Николай Порфирьевич встретил нас очень приветливо. Сказал, что с удовольствием взял бы нас с собой на поиски оптического сырья, но еще не знает, куда его самого направят: то ли на Памир за пьезокварцем, то ли на Дальний Восток в район Тетюхе:
Вскоре по рекомендации К.Н. Вендланда меня принял Владимир Эрастович Поярков - первооткрыватель ртутного Хайдаркана, исполнявший обязанности главного геолога треста "Средазцветразведка". С его "легкой руки" состоялось мое новое - на этот раз "заочное" - знакомство с Н.П. Ермаковым, вернее не с ним, а с Шахимарданским листом его геологической карты, который он сдал накануне в Геологические фонды. Намечалось проведение поисков на олово (крайне дефицитный в то довоенное время металл) в верховьях р. Шахимардан, берущей свое начало в осевой части Алтайского хребта и затем орошающей хлопковые поля Ферганы. Поисковую партию возглавил Александр Александрович Фрайбергер, один из отрядов которой он доверил мне. В составе отряда были три студента - коллектора, один рабочий, только что освободившийся из заключения, две лошади и три ишака. Александр Александрович вручил нам выкопировку из геологической карты Н.П. Ермакова, на которой особо выделил контуры выходов изверженных пород. Мы должны были обстучать молотками контактовые их зоны, отобрать образцы всех подозрительных на руду пород и тщательно прошлиховать водотоки, а зерна тяжелых минералов проверить специальной реакцией на олово. При этом мы не должны были забывать и об известняках; вдруг где-нибудь в пещере обнаружатся гнезда исландского шпата. Начали мы эту работу со знаменитого Шахимардана, с его древней мечетью и памятником убитому здесь первому узбекскому драматургу и поэту Хамза Хаким Заде Ниязи, и не менее знаменитого завального Голубого озера, а закончили у перевала Кара-Казык, ведущего в высокогорную Алайскую долину. Карта Н.П. Ермакова служила нам надежным ориентиром: все обозначенные на ней выходы интрузивных пород оказались на месте...
О начале Великой Отечественной войны мы узнали на десятый день. Работы пришлось свернуть. Обработку собранного материала позже провел во Фрунзе Александр Александрович Фрайбергерг: зимой 1941-го года он под Москвой командовал артиллерийской батареей, был тяжело ранен, вернулся в Киргизию, работал главным геологом управления, стал лауреатом Государственной премии. Главным итогом наших поисков на площади Шахмардинского листа карты Н. П. Ермакова он считал выделение богатых шлиховых ореолов шеелита. Так, волею случая, моя геологическая служба оказалась на всю последующую жизнь связанной с местом, где проводил когда-то свои первые геосъемочные работы Н.П. Ермаков (разведка Хайдарканского, Чаувайского, Кадамджайского, Канского, Урусайского и других месторождений, тематические исследования).
Следующее ярчайшее впечатление от встречи с Николаем Порфирьевичем Ермаковым - присутствие на защите им кандидатской диссертации. Происходила она на горном факультете САИИ (Ташкент, ул. Гоголя, 68, аудитория ╧6). Меня, мало что знавшего студента, буквально потрясли научные перспективы, раскрытые Н.П. Ермаковым в его эмоциональном докладе. Чего стоили одни только названия: высокогорный Памир и горный хрусталь, озеро Кули Колон в Центральном Таджикистане и уникальные кристаллы оптического флюорита (позже мне там удалось побывать). Главное же - расшифровка условий образования этих уникальных природных феноменов, причем по еле видимым невооруженным глазом включениям рудообразующих флюидов. С того памятного дня я твердо уверовал в этот метод анализа условий рудообразования и вни-мательно следил за его развитием. Вот и сейчас, рецензируя пятитомную монографию "Минеральные месторождения Китая", я с особым пристрастием фиксирую все фактические данные по термобарогеохимии флюидных включений. Радует, что этот метод получил в КНР столь широкое признание. Но и огорчает: наша страна была пионером в области этого метода, равно как и по геохимическим поискам, но и то, и другое направление у нас не доведено до настоящего практического внедрения - оба метода так и не стали непременной составляющей геолого-поисковых и разведочных работ...
И одна из последних встреч с Николаем Порфирьевичем -закончена очередная (1964 г.) сессия Международного геологического Конгресса в Индии, где Н.П. Ермаков выступил с блестящим докладом. Из Нью-Дели в Москву мы возвращались на только что вступившем в строй ТУ-144 и, не отрываясь смотрели в иллюминаторы на проплывавшие под нами Гималаи с Эверестом, Таримскую впадину с ее барханами, высокогорный Тянь-Шань. Николай Порфирьевич, обращаясь ко мне, сказал;
"Так вот он каков - этот Тянь-Шань"
|