|
 Н. Н. Шатагин
Н. Н. Шатагин
ТРИ ЭПИЗОДА ИЗ ЖИЗНИ МОЕГО УЧИТЕЛЯ (1962-1974 гг.)
Как-то случайно я услышал по радио интервью с одним литератором, который к 150-летию со дня рождения нашего великого драматурга Александра Николаевича Островского взялся написать его художественную биографию в известную серию "Жизнь замечательных людей". Познакомившись ближе с обстоятельствами жизни драматурга, он горько пожалел о том, что договор с издательством уже подписан. Выяснилось, что А.Н. Островский вел чрезвычайно праведную жизнь, никогда не выезжал за границу, не переезжал из города в город, вообще всю жизнь со дня рождения до смерти прожил в одном и том же доме, не числился участником ни одного мало-мальски шумного скандала, был примернейшим семьянином - за ним не значилось ни одной любовной интрижки, ну, словом, не было ни одной "клюквочки", ни одной "изюминки", которая хоть как-то могла бы расцветить его скучноватое, размеренное жизнеописание. Оказалось, что написать биографию человека, с которым ничего экстраординарного не происходило очень трудно. Вот на это бедолага-литератор и жаловался в своем радиоинтервью.
Если бы кто-нибудь меня попросил написать биографию Георгия Федоровича Яковлева, я тут же бы отказался по причинам, очень сходным с названными в предыдущем абзаце. Г.Ф. Яковлев был чересчур "правильным" человеком: никогда не пил, не курил, не гонялся за юбками, занимался спортом, был чрезвычайно дисциплинированным человеком, много и в жестоком режиме работал, он даже умудрился не попасть в члены коммунистической партии. Конечно, в его жизни были весьма заметные вехи (кандидатская диссертация, докторская, Ленинская премия), но, начав перечислять эти научные достижения, мы в лучшем случае получим нечто похожее на "список научных трудов" из личного дела ученого. Притом, что все это научное творчество происходит на фоне очень размеренной, почти пуританской жизни, описание которой будет сильно напоминать "расписание занятий" геологического факультета МГУ.
Кто-нибудь со стороны мог бы назвать Г. Ф. Яковлева скучным человеком, но те, кто знал его ближе - его друзья-коллеги и ученики, к которым я отношу и себя, знают, сколь трудно человеку вот так взять и поставить себя в жесткие рамки и держаться в их пределах всю жизнь. В этих условиях для близких людей нет-нет, да и приоткроются живые, порой очень милые, иногда забавные, а иногда и неожиданные черточки характера. Мне думается, что отдельный эпизод может значительно полнее раскрыть характер человека, чем скрупулезное, дотошное изложение его бытия. Я не хотел бы, чтобы читатель за некоторой потешностью описанных эпизодов узрел мое желание подчеркнуть "чудаковатость" профессора. Я излагаю их с любовью к Георгию Федоровичу с единственной целью показать сомневающимся, что он был живым и отнюдь не скучным человеком.
Первый эпизод
В некоторых вещах Георгий Федорович был наивен, как ребенок.
Вряд ли, есть необходимость излагать воспоминания о любом профессоре в строгой временной последовательности. Да не только о профессоре, то же самое относится к токарю, пекарю, школьному учителю. Изо дня в день токарь точит одну и ту же деталь, пекарь выпекает одну и ту же булку, учитель в сотый раз объясняет детям, что дважды два равно четырем. И абсолютно неважно, когда происходит действие - в шестидесятых или в восьмидесятых годах.
Так и Георгий Федорович из года в год в курсе "Структуры рудных полей и месторождений" рассказывал студентам о том, что складки могут образовываться путем кливажирования. Он изобрел блестящий способ наглядно показать, как это может происходить. Георгий Федорович брал в руки стопку каталожных карточек, толщиной сантиметров 20. Чтобы они не разваливались, он их охватывал резинкой. Потом, нажимая пальцами в середину этой стопки, он демонстрировал, как кливажированный на сотни листиков пласт мог изгибаться в складку. Любому самому тупому студенту становился понятен механизм образования складок.
И тут почти всегда раздавалось хихиканье. Обычно хихикали девицы. И обычно Георгий Федорович бывал обескуражен. Мол, что же здесь непонятного - микросмещения одного листочка по отношению к другому и образуют складку. И он повторял все свои объяснения и телодвижения несколько раз подряд.
Бедный Георгий Федорович! Он даже не понимал, над чем хихикают девушки. Он даже не видел, что резинка, которой схвачена вся пачка каталожных карточек, она вся из себя такая женская, розовая, с рюшечками и используется с одной целью - для поддержки чулок. По моему, он демонстрировал эту женскую резинку, которую, конечно же, стащил из гардероба своей уважаемой жены Елизаветы Бруновны, подряд лет десять, пока кто-то ему не подсказал, что розовую женскую резинку нужно заменить простой резинкой нейтрального цвета.
Второй эпизод
Середина 80-х годов (до сих пор не пойму, как правильно говорить про 74-й год - семидесятые или восьмидесятые годы?). В данном случае - это не важно. Рудный Алтай. Место слияния двух рек - Убы и Малой Убинки. У этой излучины - остров. Из-за малой доступности этого острова для местного населения мы предпочли устроить здесь свой полевой лагерь. По большой воде в дождливую погоду мы оказывались полностью отрезанными от "мира", хотя на наших вездеходах, мы спокойно переезжали брод. И только редкие смельчаки из местных форсировали протоку, отделявшую "остров" от "материка". Георгий Федорович любил посещать наш лагерь.
Система его работы, как ответственного исполнителя темы договора -в. Восточно-Казахстанским территориальным геологическим управлением, состояла в том, что он объезжал всю двухсоткилометровую полосу изучаемых нами территорий и путем консультаций обеспечивал согласованность действий по картированию и исследованию горнорудных территорий Алтая. В лагере каждого из нескольких отрядов на случай приезда начальства держали пустую оборудованную палатку. Но Георгий Федорович всегда отказывался ночевать в отдельной палатке, говоря, что не стоит беспокоится, он прекрасно переночует в палатке с кем-нибудь. Вы можете восхититься: "Какой скромный человек?" Действительно, он был очень скромным человеком. Официально, будучи ветераном войны, он сам себя считал формальным ветераном, поскольку, по его словам, волею случая, ему так и не удалось участвовать в боевых действиях. Дело в том, что эшелон, следовавший на фронт, был разбомблен, Г.Ф. Яковлев получил ранение и тяжелейшую контузию, и для него на этом участие в боевых действиях закончилось. Но в данном случае, для людей знающих, он был не скромным, а хитрым человеком.
Г. Ф. Яковлев, по не известным никому причинам, очень любил прочитывать вслух кому-нибудь, кто есть рядом, целые абзацы из газет и тут же их обсуждать со своим визави. Если это было днем, это как-то можно было потерпеть. Но обычно, такие чтения и обсуждения Георгий Федорович устраивал ночью, когда все уже спали. И несчастный его сосед по палатке после тяжелого маршрутного дня вместо того, чтобы спать, должен был выслушивать его цитаты, комментарии, поддакивать ему и как-то участвовать в его рассуждениях. Все знали, что, переезжая из одного отряда в другой, Г. Ф. Яковлев на почте какого-нибудь городишки скупал недельные залежи газет, а потом ночью зачитывал всю эту устаревшую дребедень своему соседу и выспрашивал его мнение по самым разным поводам. Зная это, все хитрили - например, на время приезда Георгия Федоровича переселялись вдвоем в одну палатку, чтобы не попасть "под ГФ".
Так вот, однажды, он приехал к нам в лагерь на излучине Убы и в качестве своей жертвы выбрал начальника отряда Бориса Лукича Палесико, который в начале этого года вернулся в Москву с Полярного Урала и был принят на работу в Алтайскую экспедицию нашей кафедры. Георгий Федорович в те поры не знал одной любопытной особенности Лукича, как, естественно, про себя фамильярно называли Палесико сотрудники экспедиции. Говорят, будто финны являются самой молчаливой нацией. Так вот, по сравнению с Лукичем, финны, просто, болтуны. К тому же Лукич, принципиально, никогда не читал и, по-моему, до сих пор никаких газет не читает, считая это абсолютно бесполезным занятием.
Можно только гадать, как происходила "газетная дискуссия" между Георгием Федоровичем и Лукичем ночью у него в палатке. Но часа в два ночи я неожиданно был разбужен Георгием Федоровичем, который просунулся ко мне в палатку со словами: "Послушайте! Я так не могу! Он со мной абсолютно не разговаривает! Николай Николаевич, можно я переселюсь к вам?" Деваться некуда - я согласился. Перетащили из палатки Лукича раскладушку, спальник, вещи Георгия Федоровича, с молчаливого согласия Лукича забрали все его свечи. Наконец угомонились, легли. Можно и поспать. А вот и нет. Георгий Федорович зажигает сразу три свечки, страшно шурша бумагой, разворачивает очередную газету "За рубежом", и начинается пытка газетами.
- Николай Николаевич (он даже к студентам всегда обращался по имени - отчеству), у нас здесь жара а в Париже, оказывается прохладно и идут дожди. Как вы к этому относитесь?
- Мм-мм.
- А вы были в Париже (ведь знает, что из-за секретности я был не выездным, впрочем, как и он сам)?
- Нет!
- О! Очень любопытно! Никсон вчера. Нет, не вчера (ворошит газету, смотрит дату выпуска) Ага, пять дней тому назад сказал (зачитывает длиннющую цитату). Что вы по этому поводу думаете? А?
- Мм-мм. (Я ничего по этому поводу не думаю, и думать не хочу, я хочу спать, и только из уважения к старшему товарищу чего-то мычу в ответ, изображая свое участие в "обсуждении").
- Представляете, археологи нашли новую пирамиду! Ну не совсем пирамиду. А только ее основание, ее периметр равен ...
Утром Георгий Федорович сделает зарядку, всласть поплавает (очень любил подолгу плавать), выглядит, как огурчик, и к 7-ми часам, уже готов в маршрут. А ты не выспавшийся, с чугунной головой, в которой мелькают какие-то обрывки новостей про погоду, Никсона и прочую ерунду, под сочувственное хихиканье коллег, спрашиваешь у кого-то, не знает ли он насколько дней приехал Георгий Федорович. Газет то он привез в этот раз уж больно много!
Третий эпизод
Георгий Федорович очень любил пересказывать содержание просмотренных им фильмов. Причем, он пересказывал их примерно так, как это делают школьники в детском киножурнале "Ералаш": "Этот, как ему даст! А тот, как ему двинет! А она, как прыгнет ".
Алтай. Шемонаиха. Середина 80-х годов. День отдыха. Несколько молодых геологов и студентов-практикантов решили вечером сходить на второй (последний) сеанс в местный кинотеатр (или клуб) посмотреть детективный фильм. Я был среди них. Идти до клуба минут 10-15. Глядь, навстречу нам идет Георгий Федорович. Спрашивает нас:
- Куда вы, молодые люди, направляетесь?
- Да, вот, Георгий Федорович, решили детектив посмотреть в клубе!
- О-о! А я только что его посмотрел! Интересный фильм! Георгий Федорович разворачивается и идет вместе с нами в клуб, по дороге успевая рассказать нам все содержание фильма. Но, поскольку в Шемонаихе никаких иных развлечений никогда не было, мы все равно идем с тоской смотреть детективный фильм, фабулу которого нам только что с удовольствием пересказал Георгий Федорович.
Еще раз повторюсь, что я очень любил Георгия Федоровича - одного из своих учителей. Он был руководителем моей дипломной работы. И написанные выше строки вызваны ничем иным, как щемящим чувством утраты очень хорошего, очень нужного старшего товарища, у которого существовали очень милые и где-то забавные качества, которые делали его таким живым и интересным человеком, которого мне будет ужасно не хватать.
|